Черновик. Чистовик (сборник). Сергей Лукьяненко

вокруг?

      – Давайте поговорим, – дружелюбно кивнула Роза. – Вон в том шкафчике – коньяк, сигары. Хотя тут несколько неубрано… Идемте! А коньячок с сигарами прихватите, да.

      – Не курю, – буркнул Котя, но в шкаф полез. Достал и сигары из деревянной шкатулки, и плоскую фляжку коньяка, и три изящных серебряных стаканчика.

      Вслед за старухой мы прошли через залу, где Клавдия с ведром и ворохом тряпок оттирала с ковра темные пятна, поднялись по лестнице на второй этаж. От небольшого холла расходились в две стороны коридорчики. Но Роза кивнула в сторону диванчика и пары кресел у окна.

      – Тут подождем, пока приберутся. Может, все-таки по сигаре? Уверены? А я, с вашего позволения… простите, что так вульгарно…

      Она откусила кончик толстой коричневой сигары. На журнальном столике перед диванчиком имелись пепельница и коробок спичек. Головка сигары отправилась в пепельницу, от длинной спички Роза ловко закурила.

      Странное это зрелище – женщина с полноценной «короной». Сразу вызывает возмущение у мужчин… Фрейд бы по этому поводу нашел, что сказать. Я сел рядом и огляделся. Комнатушка походила на холл маленькой гостиницы. На стенах лампы – газовые. Холодный камин с аккуратно уложенными дровами.

      – Это гостиница, – сказала Роза. – Постоялый двор. Отель. Как угодно называйте.

      Я молча кивнул.

      – Я родилась в одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году, – торжественно произнесла Роза и с вызовом посмотрела на нас. – Не имею обыкновения скрывать свой возраст.

      – Хорошо сохранились, – сказал Котя. Он не стал садиться, стоял у окна. – Да вы рассказывайте. Мы теперь во все поверим.

      Поколебавшись, я взял стеклянную фляжку. Армянский «Праздничный». Судя по этикетке – выпущенный еще в СССР. Я налил три стаканчика, хотя Роза и покачала головой.

      – С молодости работала по гостиничному делу, – сказала Роза. – Когда-то в отцовской гостинице, в Самаре… потом уехала в Питер. Все и не перечислить. Революцию встретила в «Европейской» помощником управляющего. Работала и когда большевики в ней приют для беспризорников открыли, и когда при нэпе снова в порядок гостиницу привели. А в двадцать пятом – попала под статью.

      – Политика? – спросил я.

      – Нет, проворовалась, – спокойно ответила Роза. – Что вы хотите, время такое… Всякий выживал как мог. Ходила под следствием. Бежать в мои годы уж поздновато… родилась бы мужиком – застрелилась бы, тогда это было модно, но мне никогда не нравились эмансипе. Лежать в покойницкой с дыркой в голове? Нет уж, увольте! А глотать отраву – это для девочек-истеричек. Так что ждала естественного развития событий. И вдруг началась форменная чертовщина! Прихожу на работу, у самой в голове одно – сегодня в допре окажусь или завтра. А меня – не узнают! Куда прешь, говорят, бабка! Номеров нет свободных!

      Она тихо засмеялась. Я кивнул.

      – Возвращаюсь домой. Муж, покойник, как-то странно смотрит. Но ничего. Поужинали, спать легли. Под утро он просыпается – и давай орать! Кто такая, почему в моей постели… Вот ведь