Внучка берендеева. Летняя практика. Карина Демина

своей с матушкой делятся, да…

      – А я?

      Если все и вправду так, что ж молчали?

      Что таились?

      – А ты… ты мужчина, Илья.

      И это прозвучало почти обвинением.

      А лестница меж тем закончилась, уперлась в дверь дубовую, коваными полосами перекрещенную. Висит та дверь на петлях массивных. И замком заперта таким, который с ходу не откроешь.

      – Ты ее под замком держишь?!

      – Погоди. Сейчас сам увидишь… – Отец протянул ключ. – Я был бы рад выпустить, да…

      Память.

      Лед.

      И острый смрад гнилого тела. Темень, которую едва-едва разгоняют свечи. Существо, запертое в клетке. Прутья толсты, но существо трясет их с нечеловеческой силой, и воет, и скулит. А после замирает вдруг и ласково, матушкиным голосом просит:

      – Спаси меня, Ильюшечка… спаси…

      И лицо искаженное прижимается к решетке, прутья в самые щеки впиваются. А глаза – не глаза, провалы черным-черны…

      – Спаси, Ильюшечка…

      Память.

      Запах дыма. Кисти в склянке. Резец. И узкий нож с кривым клинком, который вспарывает кожу на запястье. Кровь льется, и существо – думать о ней как о матери у Ильи не выходит – замирает. Оно то вздыхает, то приплясывает, то пускает слюни.

      – Это не она. – Отец спокоен. – Это уже не она… Но мы с тобой можем попробовать одно средство…

      – Хорошо.

      – Даже не выслушаешь, что за средство?

      – Я согласен. Когда?

      – Завтра.

      Отец потер руки.

      – Почему только завтра?

      – Луна войдет в полную силу. Ты удачно вернулся, Ильюша. И если у нас все получится…

      Тварь захохотала.

      И снова память. На сей раз хрупкая, как древний пергамент. С легким ароматом пыли и душистых трав, которые клали под матрац, чтобы спалось легче. Но не спалось.

      Никак.

      И Илья, проворочавшись до рассвета, встал.

      Он должен спуститься сам. Он должен увидеть.

      Проверить.

      Лестница не исчезла. И света одинокой свечи хватило, чтобы разогнать мрак. Дверь. Ключ… он забыл про ключ. И что теперь? Возвращаться? Будить отца?

      Дверь открылась сама.

      – Проходи, – раздался тихий голос. – Не стесняйся. Чувствуй себя как дома.

      Тварь больше не бесновалась, да и из клетки она вышла, села в пентаграмму, ноги скрестив, и теперь задумчиво скребла длинными когтями коленку.

      – Я надеялся, что ты придешь. – Она смотрела на Илью снизу вверх, и во взгляде ее не было больше безумия, лишь интерес.

      – Я пришел.

      Первой мыслью было – бежать.

      Немедля.

      Будить отца. Сказать, что выбралась она, что…

      – Я тебя не трону. – Тварь махнула рукой. – Присядь. Поговорим, пока этот горе-маг не явился… Занудный он у тебя. Казалось бы, получил в руки источник древней мудрости, так сиди и радуйся, а он только и умеет, что бубнеть да вздыхать. И все мало, мало… но тут понимаю. Сам был таким.

      – Кто ты?

      – Кто я? Интересный вопрос, правда? –