Нет рецепта для любви. Евгения Перова

игры. Типа: не поссоришься – не помиришься. Но я этого не понимаю. Ужасно не люблю ссориться. Особенно когда кричат. А ты долго будешь готовить? Через полчаса, например, я могу звонить? Они тут совсем рядом живут.

      – Тогда лучше минут через сорок. Смотри-ка, мы все тут рядом живем. Я в семнадцатиэтажке. Знаешь, за торговым центром? А ты где?

      – Я в другой стороне. Около школы.

      Пока они разговаривали, Артём ловко управлялся с готовкой: отбил куриное филе, натер сыр, очистил и нарезал ананас. Киви завороженно смотрела, а Зямба пыхтел на полу, колотя лопаткой по мусорному ведру.

      – Слушай, а чего он в комбинезоне-то? Жарко мальцу. Вон, красный какой.

      – Да не дается он! Я хотела раздеть, а он ни в какую.

      – Ах, вот оно что! Ну-ка! – Артём подхватил малыша на руки и подкинул к потолку. Зямба радостно завизжал, а очутившись на полу, запрыгал, протягивая ручонки вверх:

      – Есё! Есё!

      – Есё! – передразнил его Тёма. – Если хочешь еще, надо снять комбинезон. Как ты на это смотришь?

      Малыш закивал, и Артём присел к нему, расстегивая молнию. Киви спросила:

      – А у тебя дети есть?

      – Детей у меня нет, – ответил Артём и улыбнулся, заметив, что Киви покраснела. – И я не женат. Ну вот, так же лучше, правда?

      Освобожденный от комбинезона Зямба еще пару раз взлетел к потолку, а потом был отпущен на свободу.

      – Я вообще-то забыл представиться, – сказал Артём, запихивая противень с курицей в духовку. – Артём Викторович Ба́харев, тридцать четыре года, не женат, детей нет, кошек и собак тоже. Программист.

      – Точно не повар?

      – Нет, не повар. Но подумываю об этом.

      – Артём, а что с твоей мамой? Ты так волновался, а не говоришь ничего?

      – Мама умерла. Еще летом. Так что я зря волновался, – ответил Тёма, не поворачиваясь.

      – Мне очень жаль. Прости, – произнесла Киви.

      – Ничего, все нормально. Ну что, пожалуй, можно накрывать на стол и звонить Катерине. Ты посмотрела бы, что там младенец делает, а то подозрительно тихо.

      – Ой, и правда!

      Киви метнулась в комнату и увидела, что оставленный на свободе Зямба сосредоточенно разбирает нижние полки книжного шкафа: на полу уже выросла внушительная горка папок, из которых вываливались листы с текстами и вырезками – разоренный архив Иры-Наполеона.

      Они кое-как запихали обратно папки, накрыли на стол и присели отдохнуть – Киви на стуле, Артём на диване с Зямбой.

      – Что ты на меня так смотришь? – спросил Тёма, и Киви смущенно отвернулась: она действительно все это время невольно его рассматривала. – Ты меня не узнаешь? Это я, все тот же, что вчера и сегодня утром.

      – Ты изменился, – еще больше смутившись, сказала она.

      – Конечно, еще бы. Не дай бог кому пережить потерю памяти. Я был просто в отчаянии. Такое счастье – знать про себя все.

      – Ну да, правда…

      Киви чувствовала себя странно: приходилось заново привыкать к Артёму. Во-первых, возраст: он оказался чуть не на двенадцать лет старше. Исчезли неуверенность и растерянность, а его внутренняя сила, которая