Впервые замужем (сборник). Павел Филиппович Нилин

и неповторимых. И эти факты нельзя заменить, нельзя вычеркнуть. Они вошли в сокровенную панораму воспоминаний.

      Воспоминания же, как известно, способны продлить человеческую жизнь.

      Это было на Ленинских горах весной. Были солнце, трава, первая весенняя трава, и первый поцелуй в губы. Был возлюбленный. Потом он оказался мерзавцем. Нет, нет! Неправда! Добряков не мерзавец…

      Варя готова оправдать его. Она оправдывает не только его, но и себя. Она не стала бы всякому вешаться на шею. Она любила Добрякова. И любит сейчас. И он хороший парень.

      Не совсем хороший. Но все-таки. Она, пожалуй, помирилась бы с ним, если б он пришел и стал просить прощения. Она простила бы его, пожалуй.

      Но почему он не идет?

      Ах, может быть, он решил сделать так, как говорила та женщина в вагоне: «Побаловался и ушел»? Неужели?

      Это предположение оскорбляет Варю. Она краснеет от стыда и досады.

      Она жестоко отомстит Добрякову.

      Бессознательно она ищет в литературе, в жизни все, что походит на ее историю. И не находит.

      В литературе описаны бедные девушки, которых бросали бесчестные соблазнители.

      Но ведь она не бедная девушка, и ее никто еще не бросал. И не может бросить. И не может соблазнить. Она сама бросит. И сама соблазнит, если надо. И сама расплатится за все свои ошибки. Пусть у нее будет ребенок. Пусть. Он нисколько не помешает ей работать и учиться.

      И действительно, беременная, она стала работать и учиться еще с большим азартом, чем раньше. Но тяжелое сознание грубой и непоправимой ошибки не оставляло ее ни на минуту. Она носила под сердцем ребенка, думала о нем и думала о своей ошибке. Да, она совершила серьезную ошибку. Но что же делать?

      После работы она пошла в заводскую амбулаторию. Ведь в прошлый раз она не долечилась как следует, досрочно ушла из клиники. Важно знать, может ли она все-таки иметь детей.

      Женщина-врач приняла ее очень любезно.

      Варя попросила:

      – Посмотрите меня, пожалуйста, повнимательнее. Меня предупредили, что мне нельзя рожать.

      – У вас муж есть?

      – Нет у меня мужа, – вызывающе сказала Варя. И вдруг покраснела до слез.

      Докторша заметила эти слезы.

      – В другое время я вам ордер на аборт выписала бы, – сказала она, – но теперь нельзя, вы сами знаете. А как женщина я вам сочувствую. Я понимаю…

      – Вы ничего не понимаете! – закричала Варя. – Ничего! И никогда не поймете…

      По улице она шла заплаканная, не утирая слез.

      У заводских ворот ее окликнули:

      – Варя!

      Она оглянулась. Утерла слезы по-детски, кулаком.

      Перед ней стоял Добряков, сияющий, в новом пальто, в крагах. Была зима. Декабрь. Добряков шел на занятия технического кружка. Он сказал:

      – Здравствуй, Варя.

      Варя хотела войти в главные двери. Потом раздумала, повернулась и пошла в сторону.

      Добряков пошел за нею. Он осмелел, увидев ее в слезах.

      – Варя, я хотел с тобой поговорить…

      – Отстань от меня, – сказала она и, взглянув ему прямо в глаза, добавила: – Я