Смоленский нокдаун. Александр Борисович Михайловский

медленно, а потом все быстрее и быстрее. Вот тут я почувствовал, что такое настоящая перегрузка – невидимая рука вдавила мою грудь в кресло так, что было не пошевелиться, потом земля провалилась куда-то назад и вниз, после чего давящая на грудь сила ослабла. Мы были в воздухе. Почувствовав, что я снова могу двигаться, я поднял руку и со щелчком опустил на глаза очки ночного видения, превратившие мрак, окружающий самолет, в неяркие зеленоватые сумерки.

      Место пилота находилось ниже моего, поэтому я достаточно хорошо мог наблюдать все происходящее как прямо вперед, так и по обоим бортам. Поэтому через четверть часа полета, когда мы подошли к цели, мне было прекрасно видно, как у нас из-под крыльев срываются огненные капли реактивных снарядов, которые слепя глаз ярким выхлопом, уносятся вперед, к дороге, по которой, едва различимые даже в ночные очки, ползут темные силуэты вражеских машин. Едва мы выпустили первые ракеты, как впереди тут же зажглись прожектора, и пока не прицельно, куда-то в нашу сторону потянулись пунктирные нити трассирующих снарядов. Но жить этим немцам, в том числе и зенитчикам, оставалось не больше трех секунд, пока в их направлении мчится неумолимая реактивная смерть. Вот эти секунды истекли – и впереди заполыхало так, что почти все изображение слилось в одну сплошную ярко-зеленую засветку. Прожектора мгновенно потухли, а зенитки прекратили стрельбу. Первый же залп атакующих штурмовиков потомков принес гитлеровцам сплошное уничтожение.

      После первой атаки мы возвращались к дороге еще четыре раза, и каждый раз я с удовлетворением отмечал, что так и надо воевать – разносить врага вдребезги, заставляя выживших бояться любой тени и любого шума, похожего на свист турбин реактивных штурмовиков потомков.

      И ведь уму непостижимо – если под наши самолеты подвешивают от шести до восьми реактивных снарядов калибра восемьдесят миллиметров, то штурмовик потомков несет таких снарядов сто шестьдесят штук. Вот и получается, что удар одного самолета равен удару полка, а их полк из трех эскадрилий это чуть ли не воздушная армия. Ну, тем хуже для немцев, сами виноваты, что напали на СССР. Ведь мы уже один раз победили их без помощи потомков, а теперь, значит, как говорил подполковник Андреев, опять победим их нокаутом и с особым цинизмом.

      28 августа 1941 года, 03:05. Окрестности Могилева, населенный пункт Мирный, командующий Третьей панцергруппой генерал Герман Гот.

      Ночь для солдат третьей панцергруппы оказалась страшнее дня. Едва только стемнело, и наши колонны вышли из своих лесных убежищ, в которых они прятались в светлое время суток, как в воздухе снова появились стаи «Потрошителей». Как оказалось, их пилоты ночью могли видеть ничуть не хуже, чем днем. Наши зенитчики, напротив, пока противник не принимался пускать свои ракеты, даже не видели, куда стрелять. Увы, зенитные прожектора не пережили первой же атаки, потому что «Потрошители» охотились за ними с особой настойчивостью. Первое, что сделала их первая волна, это подавила