Ярость Белого Волка. Алексей Витаков

как так! – выкрикнул Горчаков. – Что ж ты делаешь-то, отец родной!

      – Ыть!.. – Шеин стукнул по столу кулаком.

      – Дело твое, боярин, – обреченно и оттого тускло вымолвил побелевшими губами Никон.

      – Михайло Борисыч, – вдруг неожиданно возвысившимся голосом заговорил Горчаков, – наша армия уменьшится уже на четыре тысячи.

      – А ты почем знаешь, Петр Иваныч, сколько я еще пошлю?

      – Мне б тебя не ведать, воевода! Все лучшее и отдашь. Всех, небось безобразовских и ильинских. Оне ж у нас самы обученные.

      – Им в поле биться. А нам за стенами сидеть. А Шуйскому помочь надобно. Вот их, Петр Иваныч, и распорядись отправить на подмогу царю.

      – А… все одно. Пропадем все тут к едрене макарене… – Горчаков сплюнул и пошел выполнять наказ боярина.

      – Ты языком-то не плескай, где ни попадя! – крикнул ему вслед Шеин. И уже обращаясь к другому: – Молчи ужо, Никон Олексьевич. Самому муторно. Безобразовских и ильинских, считай, нет с нами. Чего у нас остается?

      – Посадских две тысячи пятьсот людей. Крестьян одна тысяча пятьсот. Дворян и детей боярских триста восемьдесят человек. Пушкарей пятьсот ровно.

      – Сколько сейчас всех жителей в городе? – спросил Шеин.

      – Тыщ семьдесят наберется.

      – Ну вот, а вам жалко для Шуйского полторы тысячи.

      – Так то ж ратники, боярин. А в городе половина баб, треть детей, остальные в военном деле ни бельмеса.

      – Ничего, Никон Олексьевич, где поднести, где раненым помочь… На войне кажной человек себе дело найдет. Вон ведь Сапега, то же воин тот еще, а с маршу город не рискнул брать. Значит, чуют поляки силушку здесь.

      – Чуют, – кивнул Никон, – но оттого еще боле ярятся. Сказывают, Сигизмунд на сейме заявил, мол, стоит только саблю обнажить и война кончится.

      – Кабы не опрохвостился августейший! – хмыкнул Шеин, мотнув седеющей головой. – Давай дале.

      – Сотские расставлены по башням. Сорок восемь сотских из торговых и посадских, тридцать девять из дворян.

      – Эк, армия! – Воевода довольно улыбнулся. – А дворяне-то, гляди ж, в меньшинстве оказались.

      – Поделом им, – со спокойной монотонностью ответил Никон, не давая одной-единственной ноте слабину. В башнях по семь пушек, по пяти затинных пищалей и по две сороковых.

      – Чего у них?

      – Общая численность армии Сигизмунда Третьего. – Дьяк заговорил еще медленнее и еще более вяло, словно репетируя свое пренебрежение к неприятелю. Словно предвидя грядущее. – Двенадцать тыщ пятьсот человек, из них семь тыщ конницы. Еще пятнадцать тыщ запорожских казаков. Тридцать орудий, из них 26 пушек мелкого калибра. Ядра таких наши стены, как горох, отскакивают.

      – Ну-ну. Не скалься, Никон, – пожурил Шеин.

      – Из «слухов» есть донесение. Вроде как поляки подземную галерею роют.

      – Хитер гетман Жолкевский. Да не на того напал, – прищурившись, весело буркнул Шеин. – Ты-ка вот чего запиши, Никон Олексьевич: «И посадским старостам велети прокликати… по всем торшкам, и по крестцам, и по всем слободкам, и по