Ярость Белого Волка. Алексей Витаков

повторился и звучал до тех пор, пока луна снова не спряталась за тучу.

      – Вот разошелся, шельма пучеглазая! Чего-то сегодни ему не шибко весело! – Ульян встал с лавки и одернул длинное льняное платье, доходившее почти до пят, расшитое разными знаками.

      – Пошто ты его так ругаешь? Белый – хороший. По лесу поди как мается. Ты же его отпустить обещал.

      – Коли обещал, то и отпущу.

      Год назад нашел в глухом ельнике Ульян волчью семью. По лесу тоже голод иногда лютует. В людском мире третий год как неурожай, толпы обнищавших, с подпертыми голодухой ребрами по дорогам бродят. А коли у людей худо, то и у зверья всяко так же. Волчица и еще трое щенарей уже были мертвы, а один, белый, точно снег, шевелился, пытаясь из мертвого материнского соска молока добыть. Тогда и взял старый Ульян волчонка. А через год это был уже мощный хищник, красавец с широкой грудью, крутым загривком и страшными клыками.

      Вой стих. И Ульян опустился на лавку, глядя с тревожным прищуром на дальнюю изгородь.

      – Кажись, подуспокоился. Неладно у меня на сердце чего-то, Оладша!

      – Неладно пока. А Белого отпустишь – и все сладится.

      – Не то все, парень. Три дни тому Либуша захаживала. Знашь Либушу?

      – А кто не знает. Тоже ведьма та еще.

      – Дурной ты, а! А кто тебе пупок справил? Так бы дристал по кустам, пока всю душу не выдристал. Ты вона посмотри, скольких она от того света уберегла.

      – Да я-то чего! Людей она лечит, но, сказывают, каким-то своим идолам кланяется.

      – Ежли чего не понимаешь, то не осуждай.

      – Так чего Либуша-то?

      – А того, парень. Жил во времена князя татарского Батыги один знатный воин, сам родом из города Риму. Но точно не берусь назвать, откель родом. Батыга считался непобедимым, самое лучшее войско у яво. Всех побивал. И решил добраться до Смоленска наконец. Да не тут-то ему было. Витязь по имени Меркурий встретил на Долгомостье татар да обратил их в бегство. Сам же погиб. Но ценой своей жизни уберег Смоленск. Вот коли зайдешь в Успенский собор, то увидишь в левой стороне шелом, сандалии и копье. Так это его доспехи.

      – Видел, как не видеть! – Оладша аж задержал дыхание. Меркурий был его любимым героем, и слушать о нем он мог бесконечно.

      – И коня его звали – Черныш. Красавец конь был.

      – А ты будто видел, дед?!

      – Може, и видел. Може, и сам по той осенней землице хаживал. Кто его знает!

      – Эко тебя опять потащило. Так чего Либуша?

      – Кости Черныша схоронили под Днепровскими воротами. И как враг приближается, конь из-под земли ржать начинает. Так вот Либуша-то слышала давеча ржание и сказала, что беда идет.

      – Беда? – Оладша поднял глаза.

      – Да. Говорит, когда вместо деревянной крепости вырастет краснокаменная, тогда, мол, придет лихо из закатных стран.

      – Да ну тебя, дед! Это ж когда такая вырастет! – Оладша не поверил Ульяну, но сам, закатив глаза, представил себе красную из камня крепость вокруг Смоленска.

      Глава