AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого. Дмитрий Миропольский

генерал хочет его дочку выкупить и с собой увезти, – добавил Резанов. Чин у него был в самом деле генеральский, а рассудил он так, что генерал для цыгана понятнее и важнее звучит, чем камергер или действительный статский советник. Конечно, денег с раззолоченного генерала постараются содрать побольше, но так и быть, Николай Петрович решил не скупиться.

      Старый вожак коротко переговорил с Максимом. Тот хмурился и отвечал с горячностью. Послышалось Резанову слово пэкэлимос, тоже из рассказа Поляка про выпоротого цыганского короля-самозванца. Николай Петрович особенный талант имел к чужой речи: в отрочестве уже пять языков знал. Слово ему не понравилось.

      – Бахт тукэ! – кивнул напоследок Максим, развернулся и ушёл.

      – Он тебе удачи пожелал, барорай, – перевёл старый цыган. – Говорит, как дочка решит, так и будет, а неволить её Максим не станет. Не по закону это цыганскому. Сказал ещё, что молодая она для такого важного господина. Пятнадцать лет ей всего.

      Резанов усмехнулся. Старик недоговаривал – строптивый Пашенькин отец явно завернул чего похлеще. Но сказанное сказано, и то ладно. Девчонке пятнадцать, значит… как Анечке Шелиховой, когда за него замуж пошла… почти как ему самому было, когда пришлось познакомиться с дряблыми прелестями императрицы… Уж сколько лет прошло с той поры, а отвращение к зрелым женщинам так и осталось. Зато цыганская девка нецелованная – соблазнительна до невозможности! Продадут её цыгане. Куда им деваться? Тянут время – цену, знать, набивают…

      Николай Петрович поднялся с подушек, выгреб из кармана все монеты, которые были, – и звонко высыпал на поднос.

      – Думайте коротко, – сказал он вместо прощания седому вожаку. – Я ждать не люблю.

      Глава XI

      Сказывали, в давние поры князю Львову изрядно благоволил светлейший князь Потёмкин, грозный фаворит императрицы Екатерины. В свете ходил анекдот про то, как он взял однажды молодого Сергея Лаврентьевича с собою в Царское Село.

      Был Потёмкин сильно не в духе и сидел в экипаже мрачнее тучи. Спутник его почёл за благо тоже молчать. Когда же двадцать вёрст от Петербурга до Царского остались позади и светлейший грузно выбрался из кареты, Львов молвил ему:

      – Ваша светлость, покорнейше прошу – не рассказывайте никому, о чём мы с вами проболтали всю дорогу!

      Потёмкин захохотал, дурное настроение вмиг улетучилось, а князя Львова полюбил он ещё больше.

      Эту историю Фёдору Толстому передали, когда стало известно про его знакомство с Сергеем Лаврентьевичем, а он вспомнил старый анекдот, едучи в карете князя к Адмиралтейству.

      В Летнем саду Львов упомянул о Крузенштерне, и совсем было загрустивший граф Толстой снова воспрянул духом. Ещё бы! Кто из кадетов Морского корпуса, бредивших дальними странами и увлекательными путешествиями, не слыхал этого имени?!

      Адам Иоганн Фридрих фон Крузенштерн слыл среди российских моряков легендой. Был и он кадетом, а как началась война со шведами – семнадцатилетним