Зебра полосатая. На переломах судьбы. Геннадий Александрович Разумов

но, если хочешь, могу о тебе сказать. Там надо какие-то формулы сочинять, а это для тебя – орешки щёлкать. Соглашайся.

      Я согласился, и с этого момента начался отсчет самого длительного и самого последнего периода моего трудоустройства.

      Фима оказался прав – мне, действительно, не стоило больших усилий составить методику расчета скорости колонкового бурения для отбора образцов мерзлого грунта. Теория фильтрации, которой я до того занимался, оперировала теми же дифференциальными уравнениями, что и теория теплопроводности, поэтому моих тощих математических познаний хватило на решение этой задачи. И я очень скоро на блюде с голубой каемочкой принес своему новому начальнику Борису Михайловичу Ребрику новые расчетные формулы, а тот без какого-либо смущения, включил их в свою докторскую диссертацию, как свои собственные.

      В знак одобрения моих трудов я был осчастливен приятным и престижным участием во всесоюзной конференции в Новосибирске, потом награжден экзотической командировкой в Норильск на Таймыре, а вскоре и вообще мне было позволено делать все, что заблагорассудиться. Чем я с энтузиазмом и воспользовался, с удовольствием занявшись интересными для себя полунаучными исследованиями и изобретательством.

      Жизнь плавно потекла речным руслом тихого дона и привольно разлилась тихим океаном.

      Но вдруг… О, эти досадные неожиданности и непредвиденности. Какие черные дыры прорывают они в благостном полотне нашей спокойной жизни, какие грозные водопады обрушивают они на ее мирное ламинарное течение, разрывают его грозной стрессовой турбулентностью.

      Турбулентность

      В неожиданном и болезненном взрыве того застойного спокойствия была не только моя беда, но и моя вина. Это я своей разработкой формул расчета буровых установок ускорил составление и защиту Ребриком его докторской диссертации. А удокторившись, он сразу же навострил свой и так острый пробивной нос, чтобы побыстрее перебраться на непыльную льготную и престижную должность заведующего кафедрой в МГРИ (Московский геолого-разведочный институт). В результате этого трансферта место завлаба нашей немногочисленной трудовой компашки вдруг освободилось. Поэтому перед дирекцией института встал непростой вопрос: кем эту должность заместить? По всем параметрам им должен был бы быть я, и кто-то из знакомых уже мне звонил, чтобы поздравить. Но…

      Меня вызвал к себе “папа”, директор института Артеменков. Когда я вошёл, он встал навстречу, пожал руку и сказал:

      – Садись, садись, – он помолчал, раскладывая меня на молекулы своим лазерным взглядом, потом задал риторический вопрос. – Ну, так что будем делать? Кроме тебя, Евгений, мне из своих на место Ребрика ставить некого. Но и ты, к сожалению, не подходишь, ты же знаешь, у тебя два изъяна. С первым еще как-то можно было бы справиться, 1-ый отдел я как-нибудь уговорил бы, вроде, процентная норма, ха-ха, еще не превышена, – он натужено хихикнул, – но вот твоя беспартийность, – директор глубоко