Кривая дорога. Даха Тараторина

старушку? Перед глазами маячишь?

      – Маячу, – покаялся бесёнок.

      – В ушах звенишь?

      – Звеню…

      – В ногах путаешься?

      – Путаюсь…

      – По окнам стучишь?

      – Стучу…

      Вообще-то, не так уж и страшно.

      – А мирно жить сможешь?

      Анчутка не поленился выглянуть из своего укрытия, чтобы посмотреть на меня, как на полную дуру. Убедился, что не шучу, и заключил:

      – И не подумаю!

      Ну, на нет и суда нет. Я цепко схватила его прямо за мокрый приплюснутый нос. Беспятый так и не понял, откуда в простой деревенской бабе столько силы и ловкости. Испуганный, уменьшившийся до пяди¹², он упирался и возмущался, пробовал кусаться, но, кажется, становился тем слабее, чем меньше я его боялась. А не боялась я уже совсем.

      Анчутка верещал и рвался. Я победно ухмылялась, чувствуя, как изменяются в челюсти зубы, как требуют крови врага.

      Пленник извернулся чудом. Как выскочил из ладони, сама не уразумела. Тут же расправил крылышки и метнулся под самую крышу, попутно скинув мне на голову веник чего-то кривого и вонючего, похожего на полынь.

      – Куда тебе, неуклюжая!

      Ах, это я неуклюжая?!

      Подпрыгнула, цапнула пальцами пустоту, запустила в поганца пустым ведёрком, мало не проломив крышу.

      – Не достанешь, не достанешь!

      Бесь летал из угла в угол, роняя с балок сухие пучки, засыпая мусором глаза.

      А я злилась.

      Раз удар: анчутка подобрался со спины.

      Два удар: треснул по темечку.

      Три: дёрнул за долгую косу, зацепил её концом за гвоздик.

      Я взвыла.

      Дыши!

      – Ты же не хочешь никому навредить? – Серый с такой надеждой заглядывал в глаза, что пришлось подтвердить: не хочу. – Значит, надо себя держать в руках до поры. Обращаться будем в лесу. Вместе. А на людях – дыши.

      Наука не давалась. Серого учили быть оборотнем с рождения, мне же и дня на подготовку не дали. Люди… злили. И манили. Нутром знала: волчица хочет охотиться. Ей мало тех жизней, что она забрала, когда впервые стала мной. Когда я стала ею.

      Я боялась.

      Дыши.

      Она сильнее.

      Дыши.

      Она не слушается.

      Дыши!

      Она снова и снова побеждала.

      Анчутка цеплял, кусал, больно щипал, оставлял синяки и глубокие порезы. Мелькали полуруки-полулапы. Мои? Клацали зубы. Волчьи?

      Бесь, почуяв победу, снова начал расти. И росли раны, оставляемые им.

      Я не хочу обращаться.

      Месяц. Месяц нам пришлось провести в лесах, в зверином обличии, чтобы ослабить волчицу, чтобы я хоть на день стала человеком.

      И я до сих пор не уверена, стала ли им.

      Научусь ли снова?

      Я стараюсь.

      Я дышу.

      А волчица рычит.

      И снова берёт верх.

      – Не признааааал!

      Беспятый камнем рухнул вниз. Замер, дрожа, боясь поднять сморщенную розовую мордочку.

      – Не признал… Маренушкой… Смертушкой… – лепетал он

12

Пядь – это расстояние между большим и указательным пальцем. Совершенно безобидный такой бесёнок.