Мегрэ колеблется. Жорж Сименон

Мегрэ становилось все более и более щекотливым, почти смешным. Ведь он явился сюда, чтобы задавать вопросы, а вместо этого допрашивали его самого.

      – Эта перемена не говорит о вашем двойном призвании, – продолжал Парандон, – а скорее о разных воплощениях одной и той же личности. Простите меня… Я буквально с ходу на вас набросился… Но я ожидал вас с таким нетерпением… Я готов был бежать к двери, как только услышал ваш звонок, но жена была бы недовольна, она старается соблюдать этикет.

      Последние слова он произнес полушепотом и, указывая на портрет, на котором во весь рост был изображен важный чиновник в судейской мантии, выдохнул:

      – Мой тесть…

      – Председатель кассационного суда Гассен де Болье.

      – Вы знаете?

      Теперь Парандон казался Мегрэ настолько ребячливым, что он предпочел признаться:

      – Перед тем как прийти к вам, я навел справки…

      – Вам отзывались о нем плохо?

      – Говорили, будто это был видный деятель…

      – Вот-вот! Видный деятель!.. Вы читали труды Анри Эя?..

      – Просматривал его учебник психиатрии.

      – А Санжэ?.. Леви-Валанси?.. Максвелла?..

      И он указал рукой на книжную полку, на которой красовались эти авторы – психиатры, никогда не занимавшиеся морским правом. Мегрэ успел заметить на корешках книг и другие имена; фамилии одних встречались ему в Известиях Международного общества криминологии, работы других ему действительно доводилось читать. Лагаш, Рюиссан, Жениль-Перрен…

      – Вы не курите? – вдруг спросил с удивлением хозяин. – А я-то считал, что у вас всегда в зубах трубка.

      – Если позволите…

      – Чего бы вам предложить? Коньяк у меня заурядный, зато арманьяк сорокалетней выдержки.

      Он быстро подошел к стене, где между рядами книг был бар. Там стояло десятка два бутылок и рюмки разных размеров.

      – Спасибо… Но совсем немножко…

      – Моя жена разрешает мне один глоток, да и то лишь в торжественных случаях. Она считает, что у меня слабая печень. И вообще, послушать ее, так у меня нет ни одного здорового органа…

      Парандона это забавляло. Он говорил без всякой горечи.

      – За ваше здоровье! Если я задавал вам нескромные вопросы, то только потому, что очень интересуюсь шестьдесят четвертой статьей уголовного кодекса, которую вы знаете лучше меня.

      И правда, Мегрэ знал ее наизусть, часто вспоминал и без конца к ней возвращался.

      «Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия или если он был принужден к тому силой, которой он не мог противостоять».

      – Что вы об этом думаете? – спросил гном, наклонившись к Мегрэ.

      – Предпочитаю не быть судьей, и это избавляет меня от необходимости судить…

      – Вот это мне и хотелось от вас услышать… Когда в вашем кабинете находится обвиняемый или подозреваемый в преступлении, способны ли вы определить ту долю виновности, которая может быть ему вменена.

      – Очень редко… Психиатры впоследствии…

      – В