История русской женщины. Серафим Шашков

удержалась вплоть до нашего времени. Жених везде называется купцом, а невеста – товаром, и смотрины есть ничто иное, как осмотр этого товара покупателями, т. е. женихом и его родственниками. В некоторых местах невесту выводят на средину избы и сажают на скамейку. Жених и его родственники подходят и осматривают её лицо, шею, уши, руки, и если это бывает вечером, то со свечею в руках. Затем, как и при продаже всякого другого товара, бьют по рукам, просватывают, или, по выражению крестьян Архангельской губернии, пропивают девку, подобно тому, как пропивают лошадь или корову. Деятельную роль при этом играют покупатели – жених или его родственники, роль же невесты с её роднёю совершенно пассивная[13]. Но такие порядки не могли долго держаться, и невестин род, в виду собственных своих интересов, должен был остерегаться продажи дочери каждому встречному, выбирая: жениха получше. Таким образом продажа девушки переходила в обоюдный торговый договор семьи жениха и семьи невесты, во время которых последний подвергается такому же осмотру и такой же оценке его родственниками, какие испытывает и невеста со стороны жениховой родни.

      В большинстве случаев, при таких порядках не могло быть и речи о свободном выборе со стороны невесты, хотя в то же время и выбор жениха нередко определялся вкусами и расчётами его семейства. Невеста же продавалась отцом, братом, родоначальником или князем и семейным советом, который, под именем советливого сговора, до сих пор заправляет этим делом во многих местностях. На страдательную роль невесты в этом случае указывают и те её жалобы и укоры продающей её родне, которыми наполнены свадебные песни. Даже при отсутствии принуждения со стороны родителей, как жених, так и невеста в древности имели гораздо меньше возможности совершенно свободного выбора, чем в последующее время. При анархии первобытной жизни, при родовых усобицах, при трудности заключения браков, мужчина, в большинстве случаев довольствовался женщиною, которую обстоятельства бросали в его руки и которой до тех пор он не знал, не ведал, отчего произошло и самое название невесты. Но случай, определявший столь важный момент жизни, как брак, для первобытного человека был не просто случаем, а таинственным, сверхъестественным роком, проявлением божественной воли, сводившей жениха и невесту посредством воли родителей, или при других условиях. Брак – определение судьбы, суд божий, откуда название жениха суженым, а невесты суженою. И деспотизм семейства, и эта вера в рок очень рано в истории начали принижать женскую личность, у которой отнималась всякая воля при выборе мужа и которой оставалось только одно утешение – посредством зеркала и многих гадательных средсгв узнать своего суженого господина прежде, чем он приобретёт её посредством захвата или купли. Вера в рок, в судьбу, в определённую сверхъестественным образом долю постепенно убивала в женщине энергию противодействия, хотя и никогда не могла заглушить тех женских воплей отчаяния и жалоб на свою неизбежную долю, которые в продолжении

13

В некоторых юго-восточных степных губерниях плата за невесту определяется простою конкуренцией: кто больше даст кладки (так называется плата за невесту), за тем и остаётся девушка. Если уж ей чересчур противен покажется её суженый и она, паче чаяния, заявит какой-либо протест, то её выталкивают просто-напросто в шею к сватам, от которых она, для соблюдения формальности, обязана принять паляницу, выталкивают под угрозою жестокого наказания за непослушание. Семья так твердо верит в непреложность своих прав на личность девушки, что ни слезы несчастной, ни угрозы её сжить себя со свету не имеют никакого влияния на решение. Сделка заключена, деньги получены – чего же еще? Ведь и корова, которую ведут со двора, может заартачиться в воротах, так неужто ж нарушать из-за этого сделку? И, странное дело, этот дикий обычай, вместо того, чтоб ослабевать, распространяется в тех местностях, где его прежде вовсе не было; например, в Казанской губернии, между бывшими крепостными, возник этот обычай после освобождения. В заметках одного мирового судьи встречаем мы следующее любопытное место, передающее собственные мнения крестьян об этом предмете. «Теперь пошло заведение на кладку; это, как лошадь продают, торгуются, как хорошие цыгане, с неделю торгуются, раз-другой из избы-то выйдут, да помаленьку, по гривенке сбавляют, а жених-то зачастую и не видит невесты. Один у нас эдаким манером взял чистую дуру: загнет палец в рот, да и сосёт. Прежде без кладки отдавали, да лучше было; я сам в беленькой рубашке женился, а ныне все красные рубахи пошли, а кладки менее 25 или 50 рублей и не думай. Мы своего женили, так одной кладки 75 р. отдали, да шелки, да кумачи – сот семь уложили на разные подарки и угощенья: одно разоренье и грех! Сейчас и говорит свекровь ли, деверь ли: «Ты и сама того не стоишь, что мы за тебя заплатили» и дальше и больше – словом-то ей в лоб, да в лоб – глядишь и до святых волос дошло, а тут и к мировому приспело». (Ефименко).