Вождь краснокожих (сборник). О. Генри

штука. А то покатайся верхом. У меня есть смирная лошадка…

      – Что я вам сделал? – взвизгнул Мак-Гайр. – Разве я вам втирал очки? Заставлял вас привозить меня сюда? Просил об этом? А теперь – катись на выгон? Да уж пырнули бы просто ножом, чего там канитель разводить! Скачи верхом! А я ног не таскаю! Понятно? Пятилетний ребенок надает мне тумаков – я и то не смогу увернуться. А все ваше проклятое ранчо – это оно меня доконало. Здесь нечего есть, не на что глядеть, не с кем говорить, кроме орды троглодитов, которые не отличат боксерской груши от салата из омаров!

      – У нас тут правда скучновато, – смущенно оправдывался Рейдлер. – Всего вдоволь – но все простое. Ну, да если что нужно, пошлем ребят, они привезут из города.

      Чэд Мерчисон, ковбой из лагеря Серкл-Бар, первый высказал предположение, что Мак-Гайр – притворщик и симулянт. Чэд привез для него корзину винограда за тридцать миль, привязав ее к луке седла и дав четыре мили крюку. Побыв немного в накуренной комнате, он вышел оттуда и без обиняков выложил свои подозрения хозяину.

      – Рука у него – тверже алмаза, – сказал Чэд. – Когда он познакомил меня с «прямым коротким в солнечное заплетение», так я думал, что меня мустанг лягнул. Малый бессовестно надувает вас, Кэрт. Он такой же хворый, как я. Стыдно сказать, но этот недоносок просто водит вас за нос, чтоб пожить здесь на дармовщинку.

      Однако прямодушный скотовод пропустил мимо ушей разоблачения Чэда, и если несколько дней спустя он подверг Мак-Гайра медицинскому осмотру, это было сделано без всякой задней мысли.

      Как-то в полдень двое людей подъехали к ранчо, вылезли из повозки, привязали лошадей, зашли в дом и остались отобедать: всякий считает себя раз и навсегда приглашенным к столу – таков обычай этого края. Один из приезжих оказался медицинским светилом из Сан-Антонио, чьи дорогостоящие советы потребовались какому-то коровьему магнату, угодившему под шальную пулю. Теперь доктора везли на станцию, где он должен был сесть на поезд. После обеда Рейдлер отозвал его в сторонку и, тыча двадцатидолларовую бумажку ему в руку, сказал:

      – Доктор, не откажитесь посмотреть одного паренька – он тут, в соседней комнате. Боюсь, что у него чахотка в последней стадии. Мне бы хотелось узнать, очень ли он плох и что мы можем для него сделать.

      – Сколько я вам должен за обед, которым вы меня угостили? – проворчал доктор, взглядывая поверх очков на хозяина. Рейдлер сунул свои двадцать долларов обратно в карман. Доктор без замедления проследовал в комнату к Мак-Гайру, а скотовод опустился на кучу седел, наваленную в углу галерейки, и приготовился проклясть себя, если медицинское заключение окажется неблагоприятным.

      Через несколько минут доктор бодрым шагом вышел из комнаты Мак-Гайра.

      – Ваш малый, – сказал он Рейдлеру, – здоровее меня. Легкие у него чисты, как только что отпечатанный доллар. Пульс нормальный, температура и дыхание – тоже. Выдох – четыре дюйма. Ни малейших признаков заболевания.