Мертвая топь. Денис Петришин

рухнула, хватая воздух ртом. Она посмотрела на свою ладонь, на которую упало несколько капель крови, подняла на Исгерд растерянные глаза, не понимая, что происходит.

      Исгерд замахнулась мечом. Хольгер жестко перехватил ее руки, стиснул их.

      – Я тебя просил? – Отпихнул и всыпал ей тяжелую оплеуху. Исгерд пошатнулась, схватившись за обожженную болью щеку, боязливо попятилась при виде его глаз.

      Каля плачущим голосом громко застонала, всё еще не понимая, почему из живота и горла течет так много крови. На распахнутых глазах обильно выступили слезы, отупевший взгляд расширенных зрачков плавал, словно искал выход. Прижала дрожащую руку к кровоточащей ране, но не испытала боли.

      Хольгер холодно взглянул на нее, присел на корточки, внимательно рассматривая, как она отчаянно и беспомощно пытается ползти прочь, но ничего не выходит. Ее кожа, покрывшись липкой испариной, стремительно бледнела, теряя кровь. Девушка становилась вялой и сонливой, неуклюже сворачиваясь на холодном полу. Давилась кровью, под распахнутыми глазами проступали черные тени. Хриплое дыхание прерывалось, взгляд тускнел, глаза уже не бегали.

      Вздрогнула и застыла.

      – И ничего не исправить, – задумчиво проговорил Хольгер. – Жизнь всё-таки омерзительная паскуда.

      Перевел взгляд на Исгерд. В его глазах не было укора: лишь задумчивая тоска мерцала в блестящих зрачках.

      – Зачем? – холодно спросил он.

      Исгерд мельком глянула во двор, где струился алый пар, поднимающийся от посеченных тел.

      – Затем что могла.

      – Верю. – Провел рукой по лицу Кали. – Каких смелых сыновей она могла родить. Как думаете? Она смогла бы родить мне сыновей?

      Викинги загоготали. Не улыбался только Хольгер. Он поднял Калю, встал, и она повисла в его объятиях. Медленно, задумчиво, несколько сонно раскачивался с ней, танцуя и монотонно напевая какой-то мотив в нос. Гоготавшие викинги вдруг умолкли, стали недоуменно переглядываться. Хольгер взглянул на лицо Кали, погладил ее по голове и вдруг отпустил. Она мешком рухнула на пол.

      – Жизнь – омерзительная сука, – сказал он и неспешно направился к выходу.

      – Хольгер? – Исгерд не отводила от него взгляда. – Что с пленными?

      Остановился в дверном проеме и сказал через плечо:

      – Всех под нож.

      Хольгер медленно шел по улице, ведущей к городским воротам. Вслушивался в истошные вопли и мольбы, что доносились со стороны княжеского терема. Уходил подальше, чтобы не слышать.

      Вдруг остановился. На крыльце одного дома лежало тело растерзанной девочки. Разорванная снизу рубаха, багровые пятна на нежных ногах, разбитое невинное лицо, выбитые зубы. В мокрых глазах застыло жалобное смирение, безысходность. В окоченевших руках она сжимала изодранную куклу: ее пытались вырвать, но девочка вцепилась насмерть.

      Хольгер вошел в дом. Разграбленный, вывернутый наизнанку, опустевший. На стенах черными кляксами блестела