Отчаявшимся небо дает дождь. Юлия Николаевна Горина

замка, он отступил на шаг, приглашая нечаянную гостью войти первой.

      – Проходи. Добро пожаловать в мою берлогу!

      Свет включился, осветив огромную студию с двумя панорамными окнами. Посередине стоял старинный рояль – один из настоящих сохранившихся бехштейнов. Все остальные элементы обстановки располагались так, словно их бросили на том самом месте, куда их по чистой случайности выгрузил доставщик: диван, на котором лежала гитара, маленький столик, заваленный нотными листами, чуть дальше разместились видеофон и пара барных стульев. В углу безмолвно застыл болезненно подмигивающий красным индикатором неисправный домашний робот, похожий на большую многорукую тумбу.

      – Сегодня я переночую здесь, а ты – в спальне. Идет?

      Гор протянул было к девушке руки, но она отпрянула всем телом и закрыла лицо руками.

      – Эй, эй! Я всего лишь хотел помочь тебе снять пальто!

      Она недоверчиво покосилась на него и сама скинула с плеч безобразный тулуп.

      Сначала ему даже показалось, что она одета только в собственные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине ниже середины бедра. И только потом разглядел тонкую розовую майку и короткие пижамные шорты.

      – Вот это я русалку нашел! – удивленно присвистнул Гор, уставившись на девушку. – Дааа… грхм… ты откуда сбежала такая?..

      Она по обыкновению ничего не ответила. Просто стояла, опустив глаза в пол не двигаясь, как большая дизайнерская кукла.

      Наконец он заставил себя отвернуться.

      – Иди–ка ты, детка, в ванную. Согрейся как следует, и халат надень от греха подальше. Туалетная комната слева по коридору.

      Гор сел за рояль и открыл крышку. Длинные пальцы легко пробежали по клавишам. Стройные, бархатные звуки повисли в воздухе – и медленно растаяли, как цветочный аромат.

      – Знаешь, в том, что ты молчишь, даже есть своя прелесть. Когда собеседник ничего не говорит, создается впечатление, что он тебя слушает.

      Он сыграл пару минорных аккордов и украдкой взглянул на девушку. Та приблизилась к инструменту и осторожно гладила пальчиком лаковую поверхность.

      – А когда тебя слушают, появляется потребность говорить…

      Гор принялся расслабленно перебирать октаву за октавой.

      – Вот сейчас мне мучительно хочется что–то написать… Что–то красивое, настоящее, живое – как дождь, под которым мы с тобой промокли. Странное дело – руки хотят, а голова пуста, как выпитый стакан.

      Он ударил по клавишам всей ладонью.

      Резкий, нестройный звук гулко разлетелся по студии.

      – Нет там музыки. Хоть убей…За последние три года я не написал ни одной стоящей вещи. Понимаешь? Ни одной.

      Гор обернулся к своей гостье.

      Она стояла, нахмурив тонкие брови и по–птичьи склонив голову в бок – и вслушивалась в затихающую какофонию.

      – Ладно, иди уже. Чистое полотенце должно быть там, на полках.

      Девушка кивнула и ушла, а он снова принялся задумчиво перебирать клавиши.

      – Нет… Опять где–то рядом, но все равно не то…

      Его диалог с роялем прервал чужой женский голос.

      – Гор!

      Он даже