Чужеземка. Вадим Иванович Кучеренко

эта экспедиция должна подтвердить, что я был прав. Если мы найдем доказательства. А я верю…

      Альбина повернулась к нему и насмешливо, желая обидеть, улыбнулась.

      – Ты не сможешь без меня. А твоя экспедиция – ложь, самообман. Ты обманываешь сам себя. У тебя ничего не выйдет. Ты будешь несчастлив. Ты все придумал.

      Глаза в глаза. И короткие, хлесткие, словно выстрел в упор, фразы.

      – Как зло, – прошептал Михаил. Слезы подступили к его глазам, но он сдержал их. – Я не думал, что ты можешь быть такой.

      – Я могу быть любой.

      – А счастливой?

      – С любым, кто поймет меня.

      Он застегнул пуговицы на пиджаке.

      – Так, значит, все?

      – Почему же? Если ты останешься…

      В отчаянии он издал короткий глухой стон. И прижался лбом к холодному стеклу, чтобы охладить пожирающий его изнутри жар.

      – Но ведь всего полгода!

      – Я не могу ждать. Жизнь так коротка!

      – Я люблю тебя!

      – Мне мало этого. Я хочу быть единственной.

      – Мы будем счастливы.

      – Я хочу, чтобы меня понимали.

      Сквозь прозрачное стекло Михаил видел, что ветру наскучила игра в гольф, и он начал играть людьми, словно пинг-понговыми шариками, толкая их то в спину, то в грудь. И те или прибавляли шаг, частя ногами и согнувшись почти вдвое, или замедляли, страшась не справиться с порывом ветра и взлететь над тротуаром и неизбежно упасть. Эта игра приносила удовольствие только ветру.

      Альбина проводила его до самых дверей. Переступив порог, Михаил оглянулся и сказал:

      – Я желаю тебе счастья.

      – Ты не волнуйся, – ответила она, закрывая дверь. – Прощай.

      Он быстро спустился вниз по узким лестничным пролетам и вышел из подъезда, с усилием открыв тяжелую металлическую дверь, которую с обратной стороны придерживал ветер. Она смотрела на него из окна сверху, Михаил это знал, и пересек двор почти строевым шагом, подняв голову. А за углом ноги его вдруг обмякли, и порыв ветра, взяв реванш, грубо кинул его на серую стену дома, едва не расцарапав лицо о шероховатую кирпичную поверхность. Михаил оттолкнулся от нее и пошел, почти побежал, с трудом переставляя налитые свинцом ноги…

      Михаил почувствовал легкий толчок в плечо, повернул голову и увидел на соседней верхней полке молоденькую, на вид не старше семнадцати лет, цыганочку. Она протягивала ему коробку с шашками. Ее свежее смугловатое личико еще не успело огрубеть и покрыться мелкими морщинками, как у многих ее соплеменниц постарше, и на него было приятно смотреть. Впечатление от юности и невинности девушки портили только тяжелые золотые серьги без драгоценных камней, но с густым кружевным орнаментом, свисающие из ее ушей почти до плеч. Одевалась она почти так же, как старая цыганка Рубина, но на ее бедрах была повязана еще одна шаль, поменьше, а грудь украшали монисты из крошечных серебряных монеток в несколько рядов. Пухлые губки девушки приоткрывали в улыбке сверкающий белыми зубками маленький рот.

      – Спасибо, – растеряно произнес Михаил, взяв коробку. Цыганочка все так же молча