Дежавю. Антология. Коллектив авторов

пить,

      в чьи-то глаза глядеть.

      Хочется жить, как хочется спать,

      баловаться вином,

      книжку рифмованную читать,

      сидя перед огнем.

      Пламя трещит, как трещит орех.

      Лед на изнанке лет.

      Вечной дремоты бояться грех,

      и унывать не след,

      Грецкий орех, и орех лесной.

      Пламя мое, тайком

      поговори, потрещи со мной

      огненным языком,

      поговори, а потом остынь,

      пусть наступает мгла,

      и за углом, как звезда-полынь,

      зимняя ночь бела.

      Инна ИОХВИДОВИЧ / Штутгарт /

      Родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, эссеист, литературный критик. Публикации в литературных сборниках, альманахах, и пр. Победитель и финалист различных литературных конкурсов. Лауреат международной премии «Вольный стрелок: серебряная пуля» издательства Franc-tireur USA. Живет в Штутгарте (Германия).

      Встреча

      В родном городе Ольгу никто не встречал. Она так захотела сама, решила остановиться не у знакомых, а в гостинице.

      Вышла из здания аэровокзала, собираясь пройти к остановке такси.

      «За четверть века мало что изменилось, – констатировала она, – разве, нищих не гоняют». Ольга раскрыла кошелек, чтобы подать милостыню, как когда-то учила бабушка: «Христа ради».

      Подошла к неподвижно сидевшему нищему, и слегка наклонилась, чтобы кинуть в его пропотевшую изнутри, тюбетейку. Сам же он, в кепке, низко нахлобученной на лоб, так что лица его не было видно, наверное, дремал. Рука недвижно лежала на колене, и Ольга вдруг вздрогнула, по ней словно бы электроразряд прошел!

      В такси до нее внезапно дошло.

      – Пожалуйста, поверните назад, к аэропорту!

      Когда они подъехали, нищего не было, будто бы и след его простыл. Ольга вздохнула, примерещится же всякое, как увидала возвращавшегося его. Это был, пусть и неузнаваемый сразу, но он, возлюбленный, бросивший ее. Он, Вовка Крапивин. Он не был прежним, мужественно-мускулистым парнем, по которому вздыхали когда-то многие девушки. А уж она-то – больше других. Сейчас загорело-морщинистое лицо ничем не напоминало о юношески-четких чертах, и наверняка, кроме нее никто бы не узнал его.

      Когда он приблизился к ней, она на выдохе произнесла: «Вовка, ты!» Он, будто не слыша, продолжил свой путь. Тогда Ольга закричала: «Крапивин, что ты притворяешься? Ты что, не слышишь меня?» Мужчина остановился. Осмотрел всю ее стройно-девичью фигуру в холщовом брючном костюме, неузнавающе скользнул по лицу и ответил: «Если вы ко мне, то обознались». Он говорил еще, а она не вслушивалась в смысл произнесенного, только наслаждалась его, крапивинской легкой шепелявостью, знакомыми интонациями, голосом, что подчас слышался ей во снах…

      – Вовка, – наконец отчаянно закричала она, – я – Оля! Твоя «Девочка с котенком»!

      Там, на самом верху дерева котенок не мяукал жалобно, и не визжал, а как-то безнадежно постанывал. Беспомощная Оля ничего поделать не могла. Попытки подняться по гладкому, будто отполированному, будто лаком вскрытому, стволу оказались безуспешны. И вот тогда, невесть откуда, явился Он. Заскользил по дереву, скрылся в листьях