Петр Иванович. Альберт Бехтольд

вонючая вяленая треска или нечто подобное, – я такого и сам не ем. Здесь у нас подают или только что выловленную в Тетереве, или уж прямо из Волги.

      Такой рыбы, как у нас тут, нет нигде в мире. Но в этом вы еще убедитесь и сами.

      Сразу же после обеда к крыльцу подъехал «бернский экипаж». Маньин сам за кучера. Он в костюме для верховой езды и в желтых перчатках. Он чертовски хорош собой. И лет ему всего двадцать пять, как Ребман узнал позже. Слуга провожает их только до ворот. Дальше они едут одни, сразу пуская лошадей в галоп – кажется, здесь иначе никто и не ездит. Привычные к этому лошади даже не ждут, пока пассажиры толком усядутся – как только учуют, что кто-то сел в коляску, тут же рвутся с места в карьер.

      – А что если вдруг пожар? – спрашивает Ребман, – что делать тогда?

      – Ждать, пока сгорит. Что же можно сделать без воды? Поэтому все дома одноэтажные. Наш уже два раза сгорал дотла. – Он усмехается. – Но тем лучше для хозяев. Каждый раз после пожара дом становится больше и красивей. А страховка все покрывает.

      – А как быть крестьянам, если пожар у них?

      – О, это было бы для них не просто везением, а настоящим счастьем. Тогда сгорело бы заодно и все старье, весь этот хлам. Но, к сожалению, у них никогда не горит.

      Они едут молча. Немного погодя Ребман заметил:

      – Вы так хорошо владеете бернским диалектом, а сами при этом вализец.

      – Моя мать была все же из Берна. И в школу я ходил тоже в Берне.

      – «Была» сказали вы о матери?

      – Да, она уже умерла.

      – От чего?

      – От того же, что и ваша. Так что мы оба знаем, каково это – остаться без матери. И могу вам сказать, что мадам Орлова добра ко всем сиротам. Но только не к таким, как Штеттлер, нет. Нам хорошо известно, что этот господинчик там в Доме о нас болтает.

      – И почему же вы ему это позволяете?

      – А пусть его врет, если ему это доставляет удовольствие! Когда-нибудь все же придется прикусить язык!

      Он меняет тему:

      – Жаль, что мы больше не ездим в имение на Черном море. Раньше мы каждый год ездили туда в трудную пору, когда в здешних краях все никак не наступит весна. Господи, как же было хорошо в Батуме! Цветы, апельсины, на улице сидишь в одной рубахе, а здесь еще снег и заморозки. А уж море! Прекрасное было время!

      – А почему же теперь нельзя ехать?

      – Мадам не хочет. Водноголовый там покончил с собой.

      – Водноголовый?

      – Ее старший сын. У него была в-о-о-т такая голова! Как тыква. И опасный был. Носил с собою в сумке револьвер. Мы никогда не знали, когда он сорвется – он завидовал Пьеро. В конце концов нам пришлось его запереть. Василий, казак, его сторожил и кормил. В один прекрасный день он сделал вот так – Маньин прошелся указательным пальцем по шее и вверх. – Да-да, в семье Орловых много чего случалось. Если вы думаете, что Мадам счастлива, богата, независима, не знает ни горя, ни забот, то вы ошибаетесь. Вы видели в салоне портрет девочки? Это единственная дочь Орловой. Умерла в Лейзэне[11].

      Он поднимает палец:

      – Но

11

Leysin – легочный курорт в Швейцарии (прим. переводчика).