История пчел. Майя Лунде

хочу, – тихо проговорил он.

      Вей-Вень повернулся на стуле – вообще-то из этого детского стульчика он уже вырос, но на нем имелись ремни и застежка, так что для моих уроков лучше парты и не придумаешь. Мальчуган вновь потянулся к тарелке:

      – Отдай! Мой самолет!

      Не глядя на меня, Куань, по-прежнему спокойно, произнес:

      – Нет, с тарелкой играть нельзя, но вот что я тебе скажу: зубные щетки тоже умеют летать. – А потом вытащил Вей-Веня из стульчика и направился с ним в ванную.

      – Куань… Но я…

      По дороге в ванную он легко перекинул Вей-Веня из одной руки в другую и, делая вид, что не слышит меня, продолжал болтать с малышом. Куань нес его так, будто Вей-Вень был легким как перышко, а вот я поднимала его уже с трудом.

      Я не сдвинулась с места. Но и слов не находила. Он прав. Вей-Вень устал. И день близился к концу. Малыша надо укладывать, иначе он перевозбудится и вообще откажется ложиться. И тогда нам придется несладко, я это прекрасно знала. В таких случаях Вей-Вень мог до поздней ночи не уснуть. Сперва он вылезет из кроватки, распахнет дверь в нашу комнату и, звонко смеясь, примется играть с нами в догонялки. Потом, устав, станет кричать, плакать и капризничать. Такой у него характер. Наверное, все трехлетки такие.

      Впрочем… насколько помню, я в детстве так себя не вела. Когда мне было три года, я научилась читать. Сама освоила иероглифы и поразила учителя, бойко прочитав вслух сказку. Я читала ее для себя, а не для других детей – от них я старалась держаться подальше. Мои родители лишь наблюдали за мной со стороны, позволяя читать сказки и коротенькие детские рассказы, но других книг мне не давали. Зато учителя относились ко мне с пониманием. Они дарили мне возможность просиживать над книгами, когда остальные отправлялись гулять, показывали мне фильмы и запускали для меня взломанные обучающие программы. Многие из этих материалов появились еще до Коллапса, до падения демократии, до начавшейся после этого мировой войны, когда пища превратилась в роскошь, доступную лишь единицам. В те времена информационный поток был огромным, практически необозримым. Слова складывались в цепочки длиной с Млечный Путь. Всеми существующими фотографиями, картами и изображениями можно было покрыть несколько поверхностей Солнца. Чтобы пересмотреть все фильмы, требовалось время, в миллионы раз превышающее продолжительность человеческой жизни. И технология сделала все это доступным. В те времена доступность была девизом человечества. При помощи сложных изобретений люди в любой момент могли подключиться к информационному потоку.

      Однако Коллапс разрушил цифровые информационные системы. Всего за три года они полностью погибли. У людей остались лишь книги, пиратские копии фильмов, поцарапанные диски с программным обеспечением и древняя, чудом не сгнившая сеть телефонных кабелей.

      Я буквально заглатывала старые, полуистлевшие книги и пиратские видеофильмы, читала и запоминала все, будто впечатывая эти книги и фильмы в свою память.

      Своих знаний я стыдилась, потому что из-за них становилась иной. Многие учителя пытались побеседовать с