Техпаспорт апокалипсиса. Хождение в боги. Сергей Дудин

своих пещерных предков, как это только что делали мы с вами; снова будет копаться в земле в поисках своего умозрительного прошлого, пока, наконец, не найдёт себя в себе настоящем и не подарит его своим потомкам.

      В силу всего вышесказанного я считаю своим долгом повторить в который раз: то, что мы теперь называем древней космогонией и религией, являлось в свое время наукой, что была ничуть не ниже той, которой мы гордимся сегодня.

      Видимо, мне не обойти вопроса о хронологическом первенстве веры над знанием. Парадоксально, но факт, что даже последовательные дарвинисты попались на эту удочку и признали первородство веры. Получился неплохой дуэт непримиримых – эту партию дарвинисты поют в унисон с поздними теологами. Вопиющий комизм их воцерковления имеет смысл рассмотреть на этих страницах.

      Мне бы не хотелось обижать тех, кто выводит свою родословную от обезьян, – грех обижать убогих. Но видит Бог, я не могу найти безобидных слов.

      Своих предков сапиенсов дарвинисты представляют немощными существами. Действительно, вместо четырёх у них только две ноги, отсутствуют острые и прочные когти, слабые челюсти не имеют мощных клыков, и с шерстью не всё в порядке. Эти существа представляются им сбившимися в испуганные стаи, бродящие по саванне. Что заставило их спрыгнуть с деревьев? На этот вопрос дарвинисты не могут дать членораздельного ответа. Мы же можем оказать им услугу, предположив, что причиной тому явилось пристрастие сапиенсов к корнеплодам. Я уверен, что этим своим предположением мы внесем-таки скромный вклад в укрепление маразма. Итак, испуганные сапиенсы спрыгнули с деревьев, и здесь они испугались ещё сильней. Схватив в передние лапы камни и любимые корнеплоды, они, понятное дело, не смогли забраться назад, – руки оказались заняты. Однако нет худа без добра: от страха сапиенсы забыли, что их место на деревьях. Где-то так примерно и начался их нелёгкий победный путь.

      От страха человек хватает камень, от страха учится пользоваться огнем, от страха забирается в пещеры, выгоняя оттуда пещерных медведей и львов. Всё от страха. (Милые моему сердцу дарвинисты, кто же вам поверит? Сами-то вы верите в это?) Животный ужас прямо-таки читается в глазах первобытного человека. Бедное, несчастное, запуганное, безволосое существо со страху начинает охотиться на мамонтов, на которых без дрожи не взглянешь.

      Человек никогда не был запуганным животным, каким нам пытаются его представить. Логичнее предположить обратное: в саванны человек вышел как хозяин и пристроился к травоядным. Он разогнал там гиен и шакалов, дал понять львам, что теперь их добыча – это его добыча, и если они еще хотят прокормить своих щенков, то им теперь придётся делиться. Увесистая дубина и сплочённый коллектив – залог успеха.

      Что же было дальше? Когда человек задумался о духовном? Может быть, когда принял в свою команду проворных собак? И, наконец, сочтя рекет унизительным и бесперспективным, стал создавать сложные схемы охоты, постепенно превращаясь