Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни. Валентин Павлович Свенцицкий

дух любви влит в самое бытие вселенной, которое есть не что иное, как союз любви. У человека это становится высочайшим идеалом, осознанным законом бытия его, бесконечной задачей его совершенствования, где этот союз любви и симпатии раскрывается и вырастает до Богосовершенствования. Вот поэтому чувство любви, которое сознаем мы в себе как некий Божественный дар, и кладем мы в основу закона жизни, закона бытия, ибо Господь все содержит Божественной любовью, все объединяет Собой, все Собой проникает, все делает единой Церковью. Потому и сказал апостол Павел о любви, что любовь никогда не перестанет:

      «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знамения упразднятся» (1 Кор. 13, 4–8).

      Любовь не перестанет, потому что она переживет земную жизнь, потому что она содержит единство не только этого изменчивого бытия, но она будет содержать единство бытия вечного.

      Когда мы говорим о любви как основе жизни, основе бытия, мы больше, чем при какой-либо иной проповеди, чувствуем себя «гласом вопиющего в пустыне» – потому что любовь, как сознанный закон жизни, не приемлется миром. Мир избрал иной закон, мир избрал закон тления и смерти, закон разделения и разложения. Путаясь, выбиваясь из сил, чтобы преодолеть это тление и разделение, люди создают видимость единства – внешнее единство, которое ничего не объединяет и ничего не содержит; оно, это внешнее единство, противопоставляется внутреннему единству любви.

      Напоминание, и проповедь, и утверждение Божественного закона любви также неприемлемы для мира, как проповедь вечной жизни и бессмертия. Люди совершенно сознательно отказались от Бога, люди совершенно сознательно отказываются от своего Богочеловеческого достоинства, и посему они не могут не отказаться от того, что есть основа вечной жизни, они не могут не отказаться от любви Божественной.

      Но мы верующие, как мы можем не строить всю нашу жизнь на началах любви, которой содержится, утверждается бытие мира?

      Аминь.

      Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

      Каждую неделю мне приходится причащать больную, признанную врачами безнадежной. Каждую неделю я сижу около ее постели, и мы ведем беседы о смысле жизни. И я, каждый раз, чувствую, что идет какая-то непостижимая, но ясно ощущаемая борьба за эту душу.

      И когда у постели чувствуется веяние смерти, то хочется противопоставить этому дыханию смерти какое-то высшее утверждение жизни и спасения. Не жизни земной, не продолжения этого все равно недолгого, временного бытия, а вечного, нетленного, истинного, бессмертного.

      Раба Божия София умирает, едва начав жить, с каждым днем тает она на глазах, но в этой телесной оболочке все светлеет, все утверждается, все крепнет бытие вечное.

      «Буду ли я жива?» – «Будете, будете».

      Кто дерзнет брать на себя предсказания о земной жизни?

      Но