Оленные люди. Андрей Кривошапкин

схватил палку и замахнулся на Отакчана. Тот прикрыл голову руками и жалобно закричал: «Не надо, отец!» И проснулся…

      Его тормошил за плечи Байбал. Отакчан молча посмотрел на парня и подумал: «Странный какой-то сон. Как рассказывают, откочевавшие в другой мир люди иногда приходят во сне, молча появляются и уходят. Если о чем-то говорят, то односложно и тихо. А тут отец такой сердитый. Это не к добру. Может, он предупреждает о какой-то напасти… Однажды было такое. Тоже приснился и все кричал. После этого я угодил в тюрьму…» Отакчан, стараясь отвлечься, встряхнул головой.

      – Проснись, абага! Проснись… – приговаривал Байбал.

      – Погоди кричать, Байбал, я проснулся, – старик медленно повернулся на бок.

      Байбал по-прежнему сидел перед ним на корточках.

      – Медведь, что ли, гнался за тобой, абага? Уж слишком громко кричал. Отец говорит мне, сбегай к Отакчану, не помирает ли.

      – А где твой отец? – Отакчан вновь лег на спину, вытянулся на жесткой шкуре. Кости в суставах хрустнули.

      – Отец у себя в палатке. Куда он денется?

      – Передай ему, я не помру, охота мне еще пожить. Во всяком случае раньше его не помру.

      – Передам, передам, – парень заморгал глазами, раздосадованный последними словами старика.

      – Он, небось, уже встал и занимается хозяйством? – у Отакчана оживились глаза.

      – Все прислушивается к небу, не летит ли вертолет, – поборов легкую досаду, ответил Байбал.

      – А кого он ждет на вертолете?

      – Ну, известное дело, чего он ждет…

      – А, вот ты о чем. Жалко мне Гаврилу. Пропадет парень.

      – Э, абага, это мой отец, по-твоему, парень, да? – Байбал от души громко засмеялся. Видно, он представил в мыслях своего отца молодым парнем.

      – Ты смеешься… Отец твой тоже был молодым когда-то.

      – Но теперь-то он старик немощный.

      Отакчан закрыл глаза и довольно долго не отзывался. Байбал с тревожным видом поглядывал на старика: «Что с ним? Почему молчит? Не заболел ли?»

      – Не знаю, плохо ли, хорошо ли, Байбал, что разбудил меня, – с закрытыми глазами наконец вяло заговорил старик, почему-то думая о Гавриле: «Послал сына своего, чтобы разбудил меня. Видно, даже ночью не спит, все ждет вертолет. Заскучал старик, ему песни петь захотелось».

      – Ты недоволен, абага, что я тебя разбудил? – недоуменно спросил Байбал и вдруг стал похож на молодого чамакчана, детеныша горного черношапочного сурка.

      – Нет, это так… Во сне метался. Не обращай внимания, Байбал. Уже утро?

      – Еще рано. Малость подремай, абага. Я пойду, немного посплю.

      Байбал бесшумно вышел, аккуратно закрыв за собой до черноты засаленный полог.

      Отакчан повернулся на бок к стенке палатки, но сна уже не было. Пошарил вдоль подстилки. Нащупал трубку с кожаным мешочком, лежа набил ее табаком, потом медленно сел и, чиркнув спичкой, раскурил трубку. С наслаждением затянулся. Задумался.

      В последние три-четыре года отец стал регулярно сниться