Блатной. Михаил Дёмин

Что?

      Я все время чувствовал, что Ленин исподволь, но неуклонно добирается до меня. Кружит, делает петли… И круги эти постепенно сужаются.

      – Что, собственно, можно сказать о моих поступках?

      – Да, в общем, ничего существенного. Так только – мелочи. Взять хотя бы ту же баню… Ты как себя повел?

      – Никак…

      – В том-то и суть!

      – Ну, хорошо, – сказал я тогда, – а ты? Как ты себя повел?

      – Так я – при чем? – удивленно развел он руками. – Я был в стороне.

      – Ну а я рядом. И что же? Там было много народу. Кто успел – тот сделал. Я не успел.

      – Вот-вот. Сделал Девка. А почему? Шайка с кипятком-то ведь была у тебя в руках!

      – Так уж вышло. Девка подскочил, выхватил…

      – Нет, голубок. Ты сам ему отдал! Я хоть и оказался в стороне, но все видел. – Ленин придвинулся, задышал мне в лицо. – Не осмелился, не рискнул плеснуть; предпочел, чтобы марались другие!

      – К чему ты все это говоришь? – спросил я негромко. – Хочешь обвинить меня в чем-то? Давай!

      – Обвинить пока трудновато, – усмехнулся он, – но подозрения – это правда – имеются.

      – Так изложи их! – Я приподнялся, глядя в круглые его, ледяные глаза. – Изложи свою мысль, черт тебя возьми! В чем ты меня подозреваешь?

      – В том, что ты не наш…

      – Кто же я, по-твоему?

      – Хрен тебя знает. Марсианин… Из другого мира! Не из блатного – во всяком случае!

      – Эт-то еще надо доказать! – заявил я. – Сам знаешь: без уличающих фактов…

      – Кое-какие уже есть, – сказал он, – да, кое-какие. – Ты вот говоришь, что твоя мать проститутка, а отец ростовский босяк. Правильно? Что ты вырос в притоне… Так?

      Все это я действительно говорил когда-то. И не раз. И теперь мне пришлось согласиться с Лениным.

      – Допустим, – сказал я, изучая его и готовясь к очередному подвоху.

      – Тогда растолкуй – откуда эта начинка? Вся эта твоя образованность, интеллигентность – откуда они? Кто приучил тебя к книжкам, к сочинительству – отец-босяк? Или мать-проститутка? Культурный был у тебя притон…

      Я растерялся на мгновение; слишком внезапно нанесен был этот удар! Однако молчать нельзя было. И, подавшись к нему, сказал:

      – Почем ты знаешь, может быть, я гений! Вроде Максима Горького. Слышал о таком писателе? Он тоже вырос в притонах. Но даже если я и выдумал эти дурацкие притоны, что из этого?

      – Если выдумал одно, вполне можешь и другое… Все остальное.

      – В остальном ты ничего не можешь мне предъявить! Меня многие знают. Знают по делам, по свободе! Все эти домыслы – на песке. Доказать ты ничего не сможешь. А вот я, например, могу тебя публично обвинить в том, что ты специально работаешь на сучню – подкапываешься под честных урок, порочишь их, ослабляешь наши ряды.

      – А ты ловок, – сказал он протяжно. – Да-а-а, ловок… Интересно было бы с тобой колупнуться всерьез.

      – Ну что ж, – сказал я, – рискни.

      – Рискну, – спокойно ответил он, – только не сейчас. Потом как-нибудь. Посмотрю еще на тебя. Поприглядываюсь.

      Ленин,