Прощай, Германия!. Николай Прокудин

жертву!

      И действительно, Эдик не ошибся, выстрел был нацелен в его сердце. Никулин хотел опозорить перед боевыми товарищами именно его. Причем отравленная стрела полетела не одна, из генеральского «арбалета» выпустили целую серию.

      – Хорош тянуть кота за хвост… – не выдержал Эдуард и витиевато выматерился, так что услышали соседи. – Вот достал…

      На него оглянулись, подполковник с соседнего ряда сделал гневное лицо и шикнул. Наконец громогласный генерал Никулин перешел к персоналиям:

      – Среди нас находится офицер, который позорит звание воина-интернационалиста, и мне стыдно об этом говорить, так как он мой коллега, политработник, замполит батальона, но я вынужден об этом сказать! Прибыл на совещание с вызывающим внешним видом, выглядит непотребно, разнузданно…

      Эдик заметил, что генерал косил одним глазом сквозь стекла очков в большой лист бумаги-шпаргалки.

      – Повторюсь, этот капитан явился на столь важное совещание небритым и неподстриженным…

      Эдик еще раз утвердился в своих догадках, что разговор идет именно о нем: офицер, политработник, капитан. Понятное дело, кто же еще мог быть другой. Только странное дело, ведь он-то подстрижен! Могли бы перепроверить!

      – Конечно, можно было бы сделать скидку, согласиться, что офицер приехал из леса, с полигона, но ведь и остальные явились не с прогулки! Кто-то прибыл с Крайнего Севера, кто-то из бескрайней тундры, кто-то добирался с точки в тайге, кто-то с боевого дежурства. Не надо козырять своей занятостью и трудными условиями службы! Тем более что служба ваша проходит под боком у областного центра!

      Эдуард напрягся, и у него даже нервно задрожала щека.

      – Встаньте, капитан Громобоев! Вот, полюбуйтесь на этого субъекта! Не брит, не стрижен и сапоги не начищены! – продолжал читать по бумажке генерал. – Вопиющая, возмутительная наглость! Разгильдяй!

      Капитан выпрямился, и полтысячи пар глаз смотрели на него со всех сторон. Кто-то обернулся вполоборота, кто-то развернулся, чуть не вывернув шею, кто-то даже привстал, чтобы лучше видеть разгильдяя. Эдуард стоял в центре, и на него вроде бы даже направили луч прожектора.

      Чем ближе находились к нему люди, тем сильнее было их удивление, но и сидевшим на дальних рядах было видно, насколько коротко и аккуратно подстрижен капитан Громобоев, что он выбрит и опрятно одет. Сапог, конечно, за сиденьями не было видно, да их и не было, он дома переобулся в туфли. Зал пребывал в недоумении. Генерал же, завершив тираду, вытянул руку с указующим перстом, наконец снизошел и взглянул на свою жертву. И сразу понял, что попал впросак.

      А Громобоев, словно киногерой, самодовольно сиял в лучах славы, он был готов к этой схватке и вышел из нее победителем. Отравленная стрела пролетела мимо цели, коварная домашняя заготовка генерала обернулась пшиком. Кто-то хохотнул. Никулин же надулся и покраснел еще больше, казалось, он либо лопнет, либо его хватит удар. Генерал гневно и недоуменно взглянул на