Прощай, Германия!. Николай Прокудин

сказать. Этот недомерок служить не хотел – сам не служил и другим не давал, всех земляков к неповиновению подстрекал. Мамедов, Гасанов, Ниязов, еще один Мамедов, каждый день одно и то же: работать не желают, пререкаются. Из нарядов они не вылезали, и время от времени сажали этих Мамедовых да Гасанова на гауптвахту.

      Как-то раз слышит Громобоев, что в кубрике взвода обеспечения раздаются хрипы и визги, забежал и увидал такую картину: фуражка комбата валяется на полу, а сам Туманов держит Мамедова за горло, подняв над собой и прижав ко второму ярусу кровати. Солдатик пытается отбиваться, сучит в воздухе ножками, хрипит, брызгает слюной и вот-вот отключится. Что делать? Спасать или дать додушить? Решил спасать – зачем комбату из-за этого подонка в тюрьму садиться. Выхватил из рук Туманова мерзавца, разжал пальцы, а тот лежит на полу, хрипит и угрожает:

      – Не прощу! Зарежу! Убью…

      Еле-еле удержал Туманова, чтоб тот снова его не пришиб. Вызвали дознавателя, составили протокол, лист беседы, а Мамедов лишь посмеивается:

      – Да не было ничего. Наговаривают. Ну, повздорили мы слегка, не поняли друг друга. Я всегда все выполняю, придираются ко мне.

      Сидит улыбается, отвечает на все вопросы дисциплинированно: так точно, никак нет, есть, слушаюсь!

      Дознаватель разводит руками:

      – Греха с ним не оберемся, если дело в суд передадим – обоюдная драка.

      – Но ведь мы обязаны по уставу добиваться выполнения приказа любым способом! – кипятился комбат.

      – Понимаете, он, находясь в дисциплинарном батальоне, хорошо изучил Уголовный кодекс, да еще и адвоката-земляка на судебный процесс пригласят. Ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Работайте, воспитывайте! Собирайте материал: рапорты, заявления, объяснительные, показания пострадавших. Или дождитесь более крупного ЧП.

      – Вот спасибо, успокоил, – разозлился комбат. – Ждать, когда он кого-то убьет?

      – Ну зачем же – сразу убьет! Побьет солдата, в самоволку уйдет, украдет чего…

      Надо было что-то делать, и Громобоев решил написать письма домой всем этим мерзавцам: родителям, в школу, в милицию, в военкомат. Ответов не получил, однако вскоре Мамедов подошел и с обидой в голосе заявил:

      – За что вы меня так опозорили? Мама ругается, папа ругается! Я этого не прощу.

      После ругательных писем в военкомат, в сельсовет, в школу к Эмину Гасанову приехал отец, маленький, сухонький, с глубокими морщинами на лице, такой суетливый старичок с палочкой. Оказалось, этот разгильдяй-боец последний ребенок в семье, папе давно за шестьдесят, нормальный труженик, сорок лет провел за баранкой грузовика. Папаша прямо в канцелярии принялся дубасить тростью нерадивого сыночка.

      После писем на родину и посещения старика Гасанова азербайджанцы на время чуть притихли, но тут, как назло, у них дома начались погромы со стрельбой и резней. В полку пошли регулярные стычки между армянами и азербайджанцами. Тот год выдался конфликтным: то в Узбекистане вспыхнуло