Русское народное порно – 2. Пивной путч. Роман-коитус. Станислав Шуляк

найти? – упрекнула красивая юница Алёшу.

      – Теперь нашёл, – ответил тот и шагнул в сторону Сашеньки.

      Я снимал это разными планами: приближающегося Алёшу и ожидающую юницу. Ничего не попишешь: кино требует скрупулёзности. К бездарям же и неумёхам в нашем ремесле я отношусь негативно.

      Оба они были дивно хороши: нагой Алёша и супротивно одетая Саби. Оба жаждущие, оба умелые в любовном гезамткунстверке. Алёша проворно и картинно раздевал юницу. Васенька, стоявший со мной бок о бок, с завистью поглядывал на удачливого приятеля. Васенька ненасытен, ему завсегда мало. Его, сколь ни корми, сколь ни пестуй, всё равно будет гладен, всё равно будет неутолён! Юные любовники – Алёша и Сашенька – ловко меняли позиции, я весь избегался вокруг них. Запечатлевая, цинично фиксируя. Козочки, толпясь, взволнованно блеяли. Я запечатлевал и оных. Наконец, Алёша, жадный, напрягшийся, излил семя, тут же потёкшее по Сашенькиной попе и по бёдрам. Я остановил съёмку. Васенька тут же стал канючить, что у него уже всё прошло и он хочет снова сниматься, но я был непреклонен:

      – В следующий раз, Василий! – заявил я. – Надобно убедиться, что твоё повреждение неопасно!..

      – Да нет никакого повреждения – обычный ушиб! – витийствовал тот.

      – Может, ты, Вася, теперь инвалид козьего фронта, – ввернула ироничная Танечка Окунцова.

      – Я тебе сейчас покажу, какой я инвалид! – огрызнулся тот.

      Но не показал никому ничего. Вопреки своему злостному оповещению.

      17

      Деток своих я разогнал, сославшись на нездоровье. «И что, эти легковесные проделки с козочками нам почитать за какой-то там ответный удар? – рассуждал я. – Нет-нет, это мелко и не достойно нашего ремесла! Если и затевать какое-то новое мракобесие, так оно не должно иметь шатких оснований, основания же нынешнего нашего рассекреченного мракобесия были именно что шатки». Юницы и юноши мои импульсивны и нерассудительны, они не мыслят усугублёнными категориями. Потому теоретическую подоплёку мне следовало формулировать самолично. Мне надлежало утвердиться в роли директора доктрины, комиссара концепции. Не так уж давно я пребывал в состоянии при смерти и неплохо помнил многие из сих ужасающих мгновений. Можно ли сказать, что всё сие случилось по стечению обстоятельств? Нет, нет и ещё раз нет! Всенародное отторжение моих эксклюзивных догм было причиной моих несчастий. Безжалостный наш городишко, убогий наш Гражданск, не принял мои думы, мои сарказмы и проповеди, и как следствие тут же сыскались разнузданные противузаконные менты, сомнительные картинные казаки, раздражённая народная масса, возмутительные индивидуумы, сходственные с бандитами и вымогателями, и вот ныне я приживала и погорелец, беспачпортная плесень, безденежная экономическая единица, стреляная картоночная гильза. И перспектив положительных у меня никаких не просматривается.

      Немного меня смущал адвокат с его книгой (или с моей