Большая книга рассказов и повестей. Виктор Драгунский

могу и сырые. Бутерброды люблю прямо с чем попало, особенно если толсто намазать картофельным пюре или пшенной кашей. Так… Ну, про халву говорить не буду – какой дурак не любит халвы? А еще я люблю утятину, гусятину и индятину. Ах, да! Я всей душой люблю мороженое. За семь, за девять. За тринадцать, за пятнадцать, за девятнадцать. За двадцать две и за двадцать восемь.

      Мишка обвел глазами потолок и перевел дыхание. Видно, он уже здорово устал. Но Борис Сергеевич пристально смотрел на него, и Мишка поехал дальше.

      Он бормотал:

      – Крыжовник, морковку, кету, горбушу, репу, борщ, пельмени, хотя пельмени я уже говорил, бульон, бананы, хурму, компот, сосиски, колбасу, хотя колбасу тоже говорил…

      Мишка выдохся и замолчал. По его глазам было видно, что он ждет, когда Борис Сергеевич его похвалит. Но тот смотрел на Мишку немного недовольно и даже как будто строго. Он тоже словно ждал чего-то от Мишки: что, мол, Мишка еще скажет. Но Мишка молчал. У них получилось, что они оба друг от друга чего-то ждали и молчали.

      Первый не выдержал Борис Сергеевич.

      – Что ж, Миша, – сказал он, – ты многое любишь, спору нет, но все, что ты любишь, оно какое-то одинаковое, чересчур съедобное, что ли. Получается, что ты любишь целый продуктовый магазин. И только… А люди? Кого ты любишь? Или из животных?

      Тут Мишка весь встрепенулся и покраснел.

      – Ой, – сказал он смущенно, – чуть не забыл! Еще – котят! И бабушку!

      Тайное становится явным

      Я услышал, как мама сказала кому-то в коридоре:

      – …Тайное всегда становится явным.

      И когда она вошла в комнату, я спросил:

      – Что это значит, мама: «Тайное становится явным»?

      – А это значит, что если кто поступает нечестно, все равно про него это узнают, и будет ему стыдно, и он понесет наказание, – сказала мама. – Понял?… Ложись-ка спать!

      Я почистил зубы, лег спать, но не спал, а все время думал: как же так получается, что тайное становится явным? И я долго не спал, а когда проснулся, было утро, папа был уже на работе, и мы с мамой были одни. Я опять почистил зубы и стал завтракать.

      Сначала я съел яйцо. Это еще терпимо, потому что я выел один желток, а белок раскромсал со скорлупой так, чтобы его не было видно. Но потом мама принесла целую тарелку манной каши.

      – Ешь! – сказала мама. – Безо всяких разговоров!

      Я сказал:

      – Видеть не могу манную кашу!

      Но мама закричала:

      – Посмотри, на кого ты стал похож! Вылитый Кощей! Ешь. Ты должен поправиться.

      Я сказал:

      – Я ею давлюсь!..

      Тогда мама села со мной рядом, обняла меня за плечи и ласково спросила:

      – Хочешь, пойдем с тобой в Кремль?

      Ну еще бы… Я не знаю ничего красивее Кремля. Я там был в Грановитой палате и в Оружейной, стоял возле Царь-пушки и знаю, где сидел Иван Грозный. И еще там очень много интересного. Поэтому я быстро ответил маме:

      – Конечно, хочу в Кремль! Даже очень!

      Тогда мама улыбнулась:

      – Ну вот, съешь всю кашу, и