Заметь меня в толпе. Елена Гусарева

шевелись! На улице пекло. Тоже переоденусь и поедем.

      – Сам-то где всю ночь пропадал? Опять в «Метро»?

      – Ну типа. Зря не пошел. Зачетный был батл.

      – Как будто меня приглашали. Ну, и кто переплевал?

      – Какой переплевал! Мы с Тимуром раскачали толпу не по-детски. Еще одна ляля новая отметилась, оч круто битбоксила.

      – Но победил, конечно, ты?

      – А то!

      – Опять жульничал?

      – Вот че сразу жульничал, а!?

      – Шон, ты дождешься. Всех распугаешь, никто с тобой битбоксить не будет.

      – Да нихера я не жульничал! Где мои сигареты?

      – Где оставил, там и возьми!

      Опять все начало меняться. Скрипичный ключ взмыл вверх. В глаза брызнуло светом, и я на миг ослепла. Мелькнул голый мужской торс, и меня выбросило в зазеркалье. На вершине черной башни прогуливались птицы, а вокруг все изменилось до неузнаваемости.

      ……

      Повсюду, на башнях, галереях и площадях моего зазеркального города, мерцали тысячи дверей. Одни появлялись, другие исчезали.

      Черная башня тоже преобразилась. Она больше не походила на гладкий карандаш. Появились причудливые резные арки с колоннами. С разных этажей брали начало галереи, ведущие на мосты. Теперь мостов было несколько. Они разбегались лучами, соединяя башню с зазеркальным городом. С верхней площадки шла винтовая лестница вниз. Я тут же решила проверить, что там на других этажах.

      Сбежав по ступенькам, очутилась на круглой террасе. Здесь было несколько дверей. Они мягко мерцали, приглашая войти. Я выбрала наугад одну и проскользнула невидимкой. Кажется, я все еще помню, как это делается.

      Перед глазами опять поплыло.

      Я оказалась в полумраке кабинета, заставленного громоздкой мебелью. Все вокруг деформировано – где растянуто, а где, наоборот, сжато.

      За письменным столом расположился выхолощенный мужчина средних лет с зализанными волосами и в безупречном костюме тройке. Своими тонкими усиками он напоминал старого голливудского актера.

      Рядом стояла дамочка в чрезвычайно узкой юбке и белой шелковой кофточке с глубоким вырезом. Она заискивающе улыбалась. В кресле напротив небрежно развалился другой мужчина – совершенная противоположность первого. Мама таких называла «плюгавенькими типами». Когда увидела этого тощего, лысоватого, небритого мужичонку в старом вязаном свитере и синих джинсах с вытянутыми коленками, на ум пришла именно эта характеристика.

      – Спасибо, милочка, – сказал зализанный дамочке глубоким шелестящим голосом.

      Мужчина потянулся куда-то поверх зеркала в слепую зону. В руках у него оказался кусочек рафинада.

      – Дорогуша, здесь кое-чего не хватает, не находите?

      – Ой, – выдохнула дамочка и всплеснула руками. – Извини… те, Виктор Валентинович. Молочник опять забыла. Сейчас принесу.

      Дамочка засеменила к двери. Мужчины молча проводили ее угрюмыми взглядами.

      – Рассчитай. Редкая дура, – равнодушно сказал зализанный плюгавому.

      Вернулась дамочка.

      – Вот, пожалуйста.

      – Можете быть свободны, – зализанный