Падай, ты убит!. Виктор Пронин

иногда раздавался еще слышный металлический звон – ослабевали стальные жилы машины. В свете дальних фонарей тускло блеснуло ветровое стекло, изгиб кабины, ребристые шины. Мимо станции прогрохотала электричка – отсюда был виден лишь длинный ряд окон. Когда вагоны проносились мимо озера, светящиеся квадраты отразились в нем, раздвоились, и картина стала совсем уж какой-то ненастоящей. Шихин еще не привык к шуму электрички, к ночному ее виду, к ее предрассветным крикам, все это волновало его, словно зыбкое напоминание о чем-то таком, что имеет с ним давнюю таинственную связь. Он проводил взглядом огни, дождался, пока скроются за деревьями красные огоньки последнего вагона, и лишь тогда повернулся к Ошеверову.

      – В Звенигород пошла, – сказал Шихин.

      – Слушай, Митя… Я узнал одну вещь… Узнал на прошлой неделе, поэтому не смог сказать раньше… На тебя была анонимка.

      – Не понял?

      – Какой-то тип написал донос. Поэтому тебя и шуранули из газеты. Фельетон – это так, повод.

      – А что на меня можно написать?

      – Ты слишком много болтал.

      – Ну и что? Все, о чем я болтаю, о чем думаю, о чем хочу написать… Я пишу. Я собираюсь заниматься этим в дальнейшем. И мне плевать…

      – Митя! – Ошеверов нашел в темноте локоть Шихина и сжал его. – Остановись. Обсуждать тут нечего. Тут больше думать надо. Важно не то, что ты сказал, а как истолковано, подано, куда направлено. Результаты ты ощутил на собственной шкуре. Ты здесь. Я знаю несколько строк из анонимки. Они… дают повод усомниться в тебе. Понял? Я допускаю, что ты мог их произнести, эти слова, допускаю. Но близкому человеку. Случайно такие вещи не говорят.

      – Что же я такого опасного сказал? Чем заставил наше государство содрогнуться от ужаса?

      – Не больше того, что ты сказал сию минуту. В тебе отсутствует почтительность. А требуется именно это. В твоих словах снисхождение к государственным ценностям, понимание его слабостей, капризов, страхов и претензий. Ты произнес пять слов, и с тобой все ясно. Ты высказал пренебрежение, посмеялся над мудростью государства, над его бесконечной заботой о тебе, дураке, чтоб, не дай бог, ты не вздумал жить как-то по-своему. Ты не виноват, Митя. Это у тебя в крови.

      – Значит, надо сменить кровь?

      – Недавно в таких случаях просто пускали кровь.

      – Помогало? – спросил Шихин с интересом.

      – Не всегда. Но цель достигалась. Человек замолкал.

      – Надолго?

      – Да. Надолго. Слушай, Митя… Я частенько выражаюсь покрепче. Как и все мы. Но нашелся тип, который все истолковал как надо. Изложил письменно и отправил куда надо. Адрес, слава богу, известен. Этот адрес будут помнить еще не одно столетие.

      – Что же это за адрес такой?

      – Контора глубокого бурения. Понял? Она занимается техникой безопасности.

      – Что-то о ней последнее время не слыхать… Она еще существует?

      – Да, Митя, да. Если о ней не слыхать, значит, она прекрасно себя чувствует. Бумага пришла по почте.