Канцелярия счастья. Академия ненависти и интриг. Екатерина Вострова

менторским, высоким голосом:

      – Дора ничем не выделялась среди других учеников, правда, дружила и сидела всегда только с отличниками, но сама не блистала. Никогда бы не заподозрил в девочке преступных намерений…

      Кадры сменялись один за другим, показывались спальная комната, парта, изъятые личные вещи. Ведущий репортажа подводил зрителя к мысли, что именно среди таких вот «серыхмышек» и прячутся несогласные, направляюще все свои силы на то, чтобы подорвать государственный строй.

      В этот раз несогласные перешли все границы: они покусились на святое – на подрастающее поколение.

      Если втаптывание имени подруги в грязь Йон вытерпел почти стойко, то следующие кадры ударили под дых, в буквальном смысле выбивая из мальчика воздух. Он ошарашенными глазами смотрел перед собой, отчаянно пытаясь вдохнуть, но легкие словно свело судорогой.

      Перед ним была его мама:

      – В молодости я совершила преступление. Это была самая большая ошибка в моей жизни, и спустя десять лет возмездие за необдуманный поступок настигло меня. До этого, когда я беременела, я всегда отдавала эмбрионы на доразвитие и больше о них не думала. Но мне понадобились деньги, а за своерожденных детей в то время платили в несколько раз больше. Передавая ребенка в распределитель, я с помощью сообщников, имена которых я уже сообщила следствию, выкрала документы о личности малыша, – глаза мамы были влажными, и она то и дело закусывала губу, опуская взгляд. – У меня не было цели воспользоваться этими бумагами. Это было больше похоже на шутку. Теперь-то я понимаю, что несогласные меня использовали. Они все рассчитали на десять лет вперед, и, вполне вероятно, я не одна, кто когда-то попался на их удочку. Каким-то образом им удалось разыскать эту девочку и привлечь ее в свои ряды, – на этих словах мама всхлипнула и прижала указательные пальцы к внутренним краешкам глаз. – Простите… – прошептала она, – дальнейшее было так ужасно, что мне трудно об этом говорить.

      Образы вновь начали сменяться, показали больничное крыло, в котором работала его мама, ее рабочее место, затем вновь несколько планов школы, веселые толпы учеников в классах.

      – Она шантажировала меня, – перед Йоном снова возник образ матери. Она уже взяла себя в руки и благодарно улыбалась стоящему рядом с ней мужчине в форме инспектора Канцелярии. – Сказала, что если я кому-то расскажу о ней, то те документы, что когда-то я украла, будут свидетельствовать против меня. Сказала, что никто не обвинит несовершеннолетнюю, и меня казнят. Она постоянно требовала уделять ей внимание. Выделять ее среди других пациентов, детей, с которыми я работала в школе. Взрослому противоестественно общаться с детьми просто так! Если ты не учитель или не воспитатель без соответствующего образования и уровня допуска, любое твое слово может быть истолковано ребенком не так. А она заставляла меня! – мама вновь начла терять самообладание, и стоящий рядом инспектор был вынужден положить ей руки на плечи в жесте поддержки. Сквозь подступающие слезы женщина послала инспектору искреннюю улыбку. – Я не знала, как это прекратить.