Поле Жильцовых. Есть ли будущее у северной деревни?. Анатолий Константинович Ехалов

над автоматическим компрессором на двигатель к самолету ЯК-40. И конструкция у меня получилась очень хорошая. Направили меня с моей конструкцией в округ, где я в первый раз и встретился с нашим земляком Ильюшиным.

      Я там развесил все свои чертежи. Один большой инженер, два ромба в петлицах, подошел ко мне, по голове потрепал и говорит:

      – Это Ваш младший лейтенант?

      – Да. этот наш.

      – У этого лейтенанта котелок варит. Вы его направьте учиться в авиатехническую академию, ему не летать надо, а изобретать. У него очень цепкий ум. Смотрите, как он просто решил этот вопрос автоматики.

      Вдруг подходит ко мне еще один с ромбом в петлицах, а я все рассказываю про компрессор, а он смеется и смеется надо мной.

      Я думаю, что же это он все смеется надо мной? Я же в этом уверен. А он спрашивает:

      – А ты откуда. парень. будешь?

      – Вологодский. А что, в Вологде одни дураки, что ли? Что вы смеетесь…

      – Да ты не обижайся, я сам вологодский. Я в тебе земляка по говору признал.

      Это был Ильюшин. Он только и сказал, что все у тебя, парень, будет нормально.

      Это был сорок первый год, март месяц. И в академии я не успел поучиться.

      Шохичев подкинул в камин дров. Советовал мне на огонь смотреть: полезно для нервной системы.

      – Вот, видите, здесь, у камина, можно погреть ноги. Это моя затея стариковская. Я на Севере любил вечером отдыхать у камина. Камин мне напоминает костер каторжный. Костры нас спасали от лютой стужи и от тоски.

      Вот сейчас все говорят, что в концлагерях у Гитлера было плохо, а я скажу, что наши лагеря еще очко вперед дадут гитлеровским лагерям.

      У камина я вспоминаю друзей своих по каторге. Я там таких людей встретил, что в простой жизни встретишь в редкость.

      Там всех собрали, орешек к орешку. Там была вся ленинская гвардия, петроградская, кто делал с Лениным революцию, кого не расстреляли, все были там, у нас в лагере.

      Четвертый секретарь компартии Германии, он у Ленина в Швейцарии брал уроки марксизма. Когда Гитлер пришел к власти, он бежал в Советский Союз, а Сталин его посадил. Вот это был коммунист, это был марксист!

      Над этими ярыми большевиками потешались потом бандеровцы: «А, гады, с чем боролись, на то и напоролись…»

      – Вас-то не сделали марксистом они?

      – Нет, меня марксистом они не сделали, обида была очень большая. Меня ведь посадили всего за четыре слова.

      Я был летчиком – штурмовиком. Мы начинали с того, что еще в сорок первом разбомбили у Гитлера нефтеперегонные заводы в Венгрии. Были у нас в Генштабе светлые головы. Собрали нас в мощный воздушный кулак. Мы прилетели в Плоешти ночью. Вся Европа сияла электричеством, никакой светомаскировки, Геринг убеждал Гитлера, что у русских авиации уже нет. И вот мы… Было море огня…

      Последствия этой бомбардировки для Германии были не просто тяжелыми. До конца войны немецкие армии испытывали нехватку горючего. Потому то они так рвались к Бакинской нефти…

      Скоро