Плацдарм непокоренных. Богдан Сушинский

он добыл его в боях. Да только кому об этом скажешь?

      – Думаю, не больше недели.

      – В самом деле не больше?

      – В принципе военная инициатива на нашей стороне. В общей массе немцы откатываются на запад, поэтому прорыв на нашем участке – всего лишь временный успех, на каком-то незначительном отрезке фронта.

      – Вы говорите сейчас голосом диктора из радиоточки, – упрекнула его Клавдия. – И думаю, что делаете это преднамеренно.

      – Угадали. Но в любом случае учтите, что впереди зима, надвигаются морозы. Самое время наших контрнаступлений. В мороз вояки из немцев никакие. Я говорю достаточно убедительно? – улыбнулся Беркут, почувствовав, что речь его действительно стала напоминать то ли речь диктора, то ли выступление перед солдатами, которым через десять минут подниматься в атаку.

      Где-то неподалеку, со стороны степи, и в самом деле вспыхнула перестрелка.

      «Это в районе дороги, – встревоженно прикинул капитан, прислушиваясь к пальбе. – Участок там, конечно, завален камнями, и все же… самое прорывоопасное направление».

      – Но ведь немцы, что наступают на нас, могут истребить наши заставы раньше, чем на берег этот ступит хотя бы один красноармеец.

      – Не исключено, – спокойно признал Беркут. – Однако у нас редкостное преимущество – подземелья. Где мы спокойно можем держаться еще как минимум неделю. Убедил? Успокоил?

      – Считайте, что да, – неуверенно подтвердила Клавдия после некоторого колебания.

      – Ну и божественно.

      Несколько минут они сидели молча. Клавдия делала вид, что внимательно вчитывается в строчки написанной по-немецки книги, Беркут же сидел в кровати и откровенно дремал. Смертельная усталость его не нуждалась уже ни в демонстративном подтверждении, ни в маскировке – она была очевидна каждому.

      – Ладно, извините… Пойду я, капитан, – вздохнула Клавдия, откладывая книжку.

      – Зачем торопиться? – ответил Беркут, не открывая глаз. – Посидите еще, здесь достаточно тепло.

      – Там у меня тоже… относительно тепло.

      – Кто бы мог подумать!

      – В подземелье – свой климат. А комнатка, которую мне подыскали, вообще удивительно сухая. Кроме того, бойцы устлали ее шинелями, солдатскими одеялами и высушенным мхом плавней.

      «Лейтенант Кремнев старается», – отметил про себя Беркут, не ощущая при этом ни ревности, ни досады. Он знал, что лейтенант-разведчик откровенно флиртует с учительницей, по поводу чего ему, Андрею, уже намекали и сержант Мальчевский, и Калина, всякий раз удивляясь при этом, что капитан воспринимает их явные подковырки с философским спокойствием.

      – Божественно вы устроились: не хватает разве что буржуйки. Но попытаемся раздобыть.

      – Жаль, что вы так ни разу и не проведали меня.

      – Ошибаетесь, однажды я все же побывал в вашей келье.

      – Ах да, верно. Как это я забыла? Но тогда она еще не была столь уютной.

      – Тогда – еще нет, – вновь вспомнил он о стараниях Кремнева и его разведчиков,