Плацдарм непокоренных. Богдан Сушинский

им в тыл по подземным ходам. Сейчас они продолжали концентрироваться в небольших укрытиях, очевидно, рассчитывая на поддержку роты, расположившейся на правом берегу реки.

      – Эй, как вы там чувствуете себя?! – ободряюще крикнул Беркут, обращаясь к нескольким бойцам, не совсем удачно притаившимся в руинах дома и сарая. Немецкий пулеметчик, засевший на вершине валуна, заставлял их втискиваться в присыпанную мокрым снегом щебеночную грязь, пресекая любую попытку подняться. С высоты его «сопки» эти руины просматривались как на ладони, и только камни, из которых когда-то были сложены строения, да «негордое» ползание пока что спасало бойцов от его пуль.

      – Как на приеме у архиепископа, – послышался голос Мальчевского. Но где притаился сам младший сержант, он так и не понял. – Этот «тутанхамон египетский», что на валуне засел, второй час тосты произносит, а пить не дает! Ты там с ним не можешь чокнуться?

      – Он прикрыт от меня выступом!

      – Ага, устроился, сволочь, как у верблюда на горбу, старообрядец христогосподний!

      – Ох, и словарь же у тебя богатый! – не удержался капитан, чтобы хоть как-то морально поддержать его. После удачного отражения очередной атаки он чувствовал себя куда увереннее, чем должен был бы чувствовать комендант тающего на глазах и, по существу, гибнущего гарнизона.

      – Германские солдаты! Слушайте меня! Я – лейтенант Хейнштоф, который попал в плен! – прокричал во всю свою голосовую мощь Беркут. – Командир русского гарнизона предлагает вам отойти на исходные позиции! Если через двадцать минут вы этого не сделаете, их штурмовые группы появятся у вас в тылу! И начнут истреблять вас! Всем отходить на исходный рубеж! Повторяю: всем германским солдатам предлагается отойти на исходный рубеж!

      Андрей отлично понимал, что этот странный ультиматум не способен заставить немцев отойти. Но в то же время не сомневался, что он внесет сумятицу в их настроение. А значит, даст хоть какую-то передышку его бойцам. Только бы они сумели воспользоваться ею.

      – Эй, лейтенант Хейнштоф, или как там тебя!

      Несколько мгновений Беркут отыскивал глазами того, кто вступил с ним в переговоры, пока наконец не наткнулся на гребешок тулии офицерской фуражки, несмело высовывающейся из-за выступа почти рядом со стволом пулемета.

      – Слушаю вас!

      – Если ты владеешь русским, то передай их командиру, что это я даю ему двадцать минут! Чтобы он мог сдать весь свой вонючий гарнизон!

      – Поговори с ним еще, поговори! – Скосив глаза вправо, капитан увидел Калину. Он узнал ее по тому, как, не по-мужски виляя бедрами, Войтич восходила на склон каменной ложбины. И при этом странно, на вытянутых руках, держала винтовку. – Отвлеки, я сейчас…

      – Хорошо. Я передам это коменданту, – Беркут видел, как Калина заползает по желобу. Там, наверху, она окажется в удобной седловине. – Он рядом со мной. Но кто вы?! Как вас представить?

      – Я – обер-лейтенант. Командир группы, которая…

      В треске стрельбы, доносившейся со стороны основной штольни, Беркут