Без права на жизнь. Геннадий Евгеньевич Ангелов

в повседневной жизни заключёнными.

      – Будет шмон, – кричал шнырь, зацепившись ногой за порог, и падая лицом в жёлтую лужу перед лестницей на второй этаж. Его тут же схватили, и как следует, отходили дубинками вертухаи, безжалостно молотя по спине и почкам. Человек пять ночной смены во весь галоп неслись по ожившему, словно пчелиный улей, бараку, нагоняя ужас на худющих, перепуганных, полусонных людей.

      – Всем выйти в коридор, проверка, – кричал усатый сержант, по прозвищу «Муха».

      Здоровенный сельский детина, с широкими плечами, и руками ниже колен, как у гориллы, устрашал беззащитных, бесправных зеков наглостью и жестокостью.

      – Пять минут, ублюдки, у вас пять минут, если кто-то задержится или не успеет выйти, мы вывернем весь барак наизнанку. Где завхоз? Где этот петух Гамбургский!

      Он подошёл к узкой двери в конце коридора и несколько раз ударил ногой. Дверь со скрипом открылась, и из-за неё выглянул сонный и измученный завхоз отряда, Олег Сивый.

      – Что за проблема «Муха»? – спросил он, зевая и не понимая, что происходит.

      – Проблема? Это сейчас у тебя, козлячья рожа, будет проблема, – рявкнул «Муха», и со всей силы врезал завхоза кулаком в глаз. – Где блатные?

      Завхоз с грохотом упал на пятую точку и спиной ударился об угол нар. Потирая ушибленную спину он хотел, нагрубить вертухаю, но тот пригрозил кулаком.

      – Попробуй, гнида, пожаловаться замполиту, я тебя сгною в карцере. Понял? Сам лично просуну между булок, по самые помидоры.

      Завхоз увидел, что «Муха» не шутит, и виновато кинул головой. Под глазом у него уже красовался синяк. Тем временем шестьдесят человек, весь отряд, стоял в две шеренги в коридоре и ждал.

      – Всем закрыть пасти и не чирикать! – заорал «Муха», и со всей дури ударил дубинкой по облезшим перилам.

      Он вальяжно прохаживался вдоль неровной шеренги, и злыми, волчьими глазами сверлил ничего не понимающих зэков. Чувствуя себя хозяином положения, мог избить любого, за один только жест или улыбку. Зэки опускали головы и тупо молчали. Ещё двое вертухаев сверяли списки с картотекой, и читали фамилии заключённых. Всех, кого называли, отвечали и выходил из строя.

      – Козёл, почему не вижу блатных? Они что не такие, как все? Особенные? Так мы их быстро к «обиженным» устроим, по знакомству, правда? Как в анекдоте про вошь. Значит, приходит вошь к своему начальнику и жалуется, мол, не могу больше сидеть на усах у Пети. Он курит, а у меня астма. Начальник, недолго думая, дал ей новое место работы, в трусах Маши. На следующий день, вошь снова приходит и жалуется. Начальник орёт благим матом, и говорит: чем тебя Машин лобок не устраивает? Место тёплое. Вошь, опечаленным голосом отвечает: место хорошее, не спорю, но вечером я уснула у Маши в трусах, утром проснулась на усах Пети. Он курит, а у меня астма!

      «Муха» беглым взглядом посмотрел на своих, и громко заржал. Гы-гы-гы!

      Из дальнего конца коридора показались два человека. Первым шёл высокого роста «Михо»,