Малыш. Жюль Верн

махнула скипетром, что попала им по круглой спине первого министра. Восхищение зрителей сменилось громкими криками одобрения.

      – Да они живые! – сказал один.

      – Недостает только, чтобы они заговорили, – сказал другой.

      – Стоит ли так уж жалеть об этом?.. – заметил аптекарь.

      И он был прав. Вот был бы номер, если бы эти куклы вдруг вздумали произнести несколько официальных речей!

      – Хотелось бы мне знать, что заставляет их двигаться? – проговорил тогда булочник.

      – Да кто же, как не черт! – воскликнул старый матрос.

      – Конечно, черт! – убежденно закричали несколько кумушек и торопливо перекрестились, оглядываясь на священника, который стоял, задумавшись.

      – Да как же черт мог поместиться в таком ящике? – заметил молодой приказчик, отличавшийся наивностью. – Ведь черт-то большой!

      – Коль он не внутри, так где-нибудь снаружи, – сказала тогда одна старуха. – Стоит тут и показывает нам это представленье…

      – Нет, – важно возразил аптекарь, – ведь вы же сами знаете, что черт не умеет говорить по-ирландски! Да, Торнпип, несомненно, не был чертом, так как выражался на чистейшем ирландском наречии.

      Но если здесь не было колдовства, то оставалось допустить, что все эти человечки двигались благодаря какому-то внутреннему механизму, хотя никто не видел, чтобы Торнпип заводил пружину. И в то же время была одна особенность, не ускользнувшая от внимания священника: как только движения кукол замедлялись, сильный удар хлыста по ковру, покрывавшему низ тележки, приводил сцену в прежнее оживление. Кому же предназначался этот удар, сопровождаемый всегда стоном?

      Священнику захотелось узнать это, и он спросил у Торнпипа:

      – У вас в ящике, верно, еще одна собака?

      Торнпип посмотрел на него, нахмурившись, находя его вопрос лишним.

      – Что там есть, то и есть! – ответил он. – Это уж мое дело… И я не обязан никому объяснять…

      – Положим, вы не обязаны, – заметил священник, – но мы-то имеем право предполагать, что собака приводит в действие механизм.

      – Ну да, собака! – сказал угрюмо Торнпип. – Собака во вращающейся клетке… И сколько я потратил времени и терпения, чтобы ее выдрессировать! А велика ли выгода? Мне, верно, не дадут и половины того, что платят священнику за мессу!

      В ту минуту, когда он произносил эти слова, механизм, к великому огорчению публики, остановился. Торнпип хотел было уже закрыть ящик, объявив, что представление окончено, как вдруг аптекарь обратился к нему со словами:

      – Не согласитесь ли вы дать еще одно представление?

      – Нет, – грубо отрезал Торнпип, видя устремленные на него со всех сторон подозрительные взгляды. – Даже если бы вам предложили за него два шиллинга?

      – Ни за два, ни за три! – вскричал Торнпип.

      Он только и думал теперь, как бы поскорее уйти, но публика не желала его отпускать. Когда по знаку хозяина собака