Письма Никодима. Ян Добрачиньский

сей раз нам не сразу удалось даже сдвинуть ее с места. Андрей закричал: «Рвутся веревки!» И действительно, они лопались у нас в руках. Симон, ухватившись за борт, всей своей тяжестью старался преодолеть сопротивление. Он стонал сквозь зубы: «Погубим сеть!» Это была бы огромная потеря, поскольку у нас не было в запасе никаких сбережений, и нам никогда не купить новой. Мы старались изо всех сил, в соседней лодке тоже кряхтели. «Пошла!» – вдруг вскричал Иаков. «Идет!» – закричал и Андрей. «Еще! Еще! Сильнее!» – командовал Симон. Теперь сеть действительно поднималась. Вода между нашими двумя лодками забурлила. Мы тянули из последних сил. Наконец над черной поверхностью воды показалась серебристо-белая масса рыбы, будто скала выступила из моря. Сколько же ее было! Никогда, равви, я не видел ничего подобного. Мы бы сами никогда не дотащили нашу добычу до берега, но нам на помощь подоспели другие лодки. Уже спустились серые сумерки, когда под днищем нашей лодки, наконец, захрустели камни. Учитель стоял на берегу. Симон растолкал нас, спрыгнул в воду и несколькими прыжками добрался до суши. Я видел, как он упал на колени перед Учителем. Ты ведь его знаешь – он такой горячий! Симон вскричал: «Уйди от меня, Равви! Я всего лишь грешник!» Но Учитель улыбнулся и положил ему руку на голову: «Это ничего…» – произнес Он и крепко уперся ладонями в плечи Симона: «Но отныне, – продолжал Он, – ты будешь ловить человеков…» – «Вот тогда-то, – Иоанн меланхолично улыбнулся, – мы и бросили все…»

      Мы свернули влево, чтобы добраться до моста через реку, так как этот сотник жил в Юлии. На полпути мы увидели скачущего нам навстречу всадника. Завидев нас, он осадил коня и соскочил на землю. На нем была короткая солдатская туника и тяжелый пояс с пристегнутым к нему мечом. В руке он держал знак своей власти: жезл из виноградной лозы. Его гладко выбритое лицо было очень серьезно. Он остановился на обочине дороги и, выпрямившись во весь рост, ждал. Едва лишь Назарянин поравнялся с ним, как он быстро преклонил колена и опустил голову; густые пряди вьющихся темных волос упали ему на лицо. Иисус остановился.

      – Это тот самый сотник, к которому мы направляемся, – шепнул один из провожатых.

      Солдат тем временем поднялся с колен, но по-прежнему стоял склонив голову и сложив руки, потом заговорил по-гречески с твердым акцентом, как говорят варвары с севера:

      – Не трудись, Господи… Я узнал, что Ты идешь, и выехал навстречу, чтобы сказать, что не достоин я, чтобы Ты был моим гостем и говорил со мной, и чтобы я прислуживал Тебе. Я знаю, – продолжал он, – Тебе достаточно сказать слово – и мой человек выздоровеет. Ты, как трибун, который приказывает солдату: «Иди туда» или «Сделай это» – и солдат повинуется.

      Воцарилась тишина. Сотник стоял в тени дерева, по-прежнему склонив голову. Иисус вперил в солдата пронизывающий насквозь взгляд Своих черных глаз. Я бы сказал, тревожный взгляд… Казалось, что Он чего-то напряженно ждет…

      – Иди, – вдруг произнес