Дама Тулуза. Елена Хаецкая

с волос течет вода.

      – Ну вот, – говорит матушка Паскьель, – теперь вы и вправду благородная девушка, а не сорванец…

      Чисто умытая, обсохшая на солнышке, Петронилла просит Паскьель помочь ей и починить порванное собакой блио. Матушке Паскьель некогда, она отсылает девочку к Понсу: тот хоть и прост, хоть и неотесан, но обучен многому. Пусть Понс поможет.

      Понса Петронилла находит в трапезной. Тот занят: по графскому повелению снимает со стены большое деревянное распятие. Понс стоит на лавке и ковыряется в каменной стене ножом. Деревянный Иисус сонно смотрит куда-то мимо Понса.

      – Ой, Понс! – говорит Петронилла. – Что ты такое делаешь?

      Понс пыхтит и не отвечает.

      – Ой, ой! – говорит Петронилла. Она пристраивается у Понса за спиной и задирает голову. – Ты что же, хочешь снять Иисуса со стены?

      Тут распятие падает в объятия Понса, так что тот едва не валится со скамьи прямо на Петрониллу.

      Понс ревет:

      – Уйди!.. Зашибу!..

      Но девочка не уходит. Ей любопытно и все тут.

      – Понс! – говорит она настырно. – Понс! Это кто, это дядя велел тебе снять Иисуса, да?

      Одной рукой Понс держится за стену, другой обхватывает деревянного Иисуса поперек втянутого живота. Не оборачиваясь к Петронилле, Понс говорит сквозь зубы:

      – Да.

      – Ой, надо же… – тянет Петронилла.

      – Держи-ка.

      Понс осторожно опускает распятие на пол. Петронилла берется за обе перекладины креста, чтобы Иисус не упал и не ударился. Проводит по деревянным выступающим ребрам. На пальцах остается толстый слой пыли.

      – Граф велел тебе умыть его, да? – допытывается Петронилла. Она очень довольна своей догадливостью. Сама-то она умыта и переодета в свежую рубашку.

      Понс спрыгивает на пол, обтирает руки об одежду.

      – Давай сюда.

      Он забирает у Петрониллы распятие, готовится завернуть его в холстину.

      – Куда ты его понесешь?

      – В оружейную. Граф велел снять.

      – Почему?

      Хрипловатый грудной голос за спиной:

      – Потому что это неприлично, дитя.

      Петронилла поворачивается на этот голос.

      – Добрая…

      Положено говорить «добрая женщина», и Петронилла знает это, но язык не поворачивается. Встав на колени, Петронилла произносит:

      – Добрая госпожа.

      И замолкает, смущенная.

      Понс сердито ворчит себе под нос, утаскивая запеленутого Иисуса наверх, в оружейную.

      Женщина говорит Петронилле – очень тихо:

      – Поднимись, дитя. Не нужно все время вставать на колени.

      От растерянности Петронилла прямодушно брякает:

      – А я не знаю, как надо поступать, добрая госпожа.

      Женщина называет свое имя – Эрмесинда.

      Немного осмелев, Петронилла спрашивает:

      – Почему Иисус – это неприлично?

      Несколько мгновений Эрмесинда созерцает пустое место на стене, где висело распятие. Поднятое вверх, ее спокойное лицо обращено к Петронилле в профиль.