Дама Тулуза. Елена Хаецкая

нас, добрый христианин.

      И склонила голову, коснувшись лбом пола. Следом за нею точно так же склонили головы и остальные.

      Оливьер молвил, серьезно и торжественно:

      – Бог да благословит вас.

      Выпрямились, но с колен не поднялись.

      Петронилла смотрела на Оливьера во все глаза. Теперь, когда она умалилась перед ним, он еще больше вырос, сделался огромным, наподобие горы. Он был суров и прекрасен. И стар. В его глазах жил Святой Дух.

      Заметно волнуясь, проговорил Бернарт де Коминж, отец Петрониллы:

      – Благословите нас, добрый человек.

      Нестройно подхватили эти слова Рожьер и Одо Террид, а из женщин – Эрмесинда и сомлевшая от собственной храбрости Петронилла.

      Оливьер отозвался:

      – Господь да благословит вас.

      И в третий раз поклонилось ему все собрание.

      И тот совершенный, чьего имени никто не узнал, сказал:

      – Благослови нас, отец, и моли доброго Бога за нас, грешных, дабы сделал нас истинными христианами и даровал нам кончину благую.

      И ответил Оливьер:

      – Бог да благословит вас, чада, и да соделает вас истинными христианами, и да сподобит кончины благой.

      – Аминь, – громко сказал старый граф Фуа.

      – Истинно, – произнесла Эрмесинда.

      И Петронилла, льнущая к ней восторженной душой, повторила с радостью:

      – Истинно.

      Оливьер оглядел собравшихся, как учитель старательных учеников. Сказал так:

      – Вознесем же все вместе ту единственную молитву, которая указана истинным христианам.

      И запел «Отче наш».

      Он пел неожиданно красивым, низким голосом, гладким, как атлас.

      Петронилла знала «Отче наш» по-латыни; совершенные же, все четверо, пели на провансальском наречии. Петронилла завидовала им и остро страдала оттого, что не может петь вместе с ними.

      – …хлеб наш сверхсущный дай нам ныне… – выпевала рядом с ней Эрмесинда.

      Домна Филиппа, жена графа де Фуа, тоже пела. И Бернарт де Коминж.

      – Яко Твое есть Царство… – заключил Оливьер.

      Отзвук сильного голоса еще некоторое время бродил по залу и, наконец, затих под потолком, в темноте, куда не достигал рассеянный свет факелов.

      Подняв руку, Оливьер провозгласил:

      – Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

      – Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет с нами, – отозвалась Эрмесинда.

      – Отец, Сын и Дух Святой да сжалятся над вами, – сказал Оливьер.

      – И да сделают нас истинными христианами, – произнесла Эрмесинда.

      – Отец, Сын и Дух Святой да простят вам прегрешения ваши, – сказал Оливьер.

      А Эрмесинда добавила:

      – И да сподобят нас кончины благой.

      Оливьер развел руки в стороны, приглашая всех снова занять место за столом. Когда суета улеглась, он неспешно благословил хлеб в корзине и, разломив, отдал – налево, направо.

      И тут Петронилла поняла, как ужасно, как зверски