Там, где кончается река. Чарльз Мартин

ни было, шестнадцатилетняя Эбби пошла дальше и, чтобы позлить отца, приняла предложения двух крупнейших производителей купальников в стране. После фотосессии она отправилась в Нью-Йорк, где вместе со своим агентом (адвокатом, которого послал с ней отец) встретилась с директорами косметических и парфюмерных компаний, ведущими спортивных телеканалов, а также представителями известной фирмы нижнего белья.

      Когда дочь училась в выпускном классе, сенатор обнаружил, что учителя обращаются к ней – Эбби. Потом стало еще хуже. Однажды утром в воскресенье, после двух чашек кофе и булочки из отрубей, сенатор листал спортивный журнал и наткнулся на фотографию дочери в купальнике. Журнал полетел в помойное ведро.

      Эбби окончила школу, и отец сделал ей подарок в знак перемирия. Он выкатил из гаража «Мерседес» и торжественно вручил Эбби ключи. Но прекращение огня было временным. Выступая с речью на церемонии выпуска, сенатор Колмэн, как ему казалось, поставил точку: он произнес полное имя Эбби тоном, который намекал на то, что блудная дочь восстановлена в правах и возвращена в отчий дом. Примерно так говорят о любимых лошадях. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Год спустя Эбби Элиот снова взбунтовалась, покинула колледж и подписала эксклюзивный контракт в Нью-Йорке. Ее рабочее расписание включало поездки в Европу и на Дальний Восток. К девятнадцати годам она то и дело ездила в Лондон и Нью-Йорк, и ее глянцевая фотография смотрела на сенатора со стола в кабинете дантиста. Эбби создала себе профессиональное имя, никак не связанное с отцом, и этот удар сенатор не смог отразить.

      Она сама сделала себе имя. Весьма в духе Эбби.

      Глубокий вздох.

      – Она здесь.

      – Где?!

      Когда нужно, сенатор обходился без обиняков.

      – Сэр, я не могу вам этого сказать.

      – Не можешь или не хочешь?

      Видите?

      Пауза.

      – Не хочу.

      – Сынок… – Он нервно рассмеялся. Сенатору не нравилось, когда ситуацию контролировал кто-то другой. Теперь, когда он был председателем финансового комитета, подобное положение вещей нравилось ему еще меньше. – Стоит мне шевельнуть пальцем, и каждый полицейский в Джорджии и обеих Каролинах будет разыскивать мою дочь. И даже не сомневайся, что я вызову национальную гвардию.

      – Эбби об этом упомянула.

      – Ты сомневаешься, что я это сделаю?

      – Сэр, я не сомневаюсь, что вы любите вашу дочь. Но… я был вынужден…

      – Парень, ты спятил. Ты привезешь ее назад немедленно или…

      – Сэр, отчасти мне очень хочется это сделать, но… при всем к вам уважении, вы не знаете…

      – Не смей говорить, что я чего-то не знаю! – заорал он.

      Тогда как на публике сенатор представал при галстуке, в частной жизни ему скорее подобрали джинсы и кастет. Когда он терял терпение, в углах рта у него появлялась пена – чем громче он говорил, тем сильнее плевался, словно брызгал ядом.

      – Вы не убежите далеко. Прячьтесь,