Рыжик. Алексей Свирский

Бегая по городу, он собирал свою рать, с которой давно не видался. В какой-нибудь час Санька успел обежать весь город, измерить босыми ногами глубину всех луж и мимоходом натравить Мойпеса на кур и на кошек. Мальчишки, бегая за своим предводителем, покатывались со смеху и приходили в восторг от громадного и умного Мойпеса. Спустя немного на улице не было ни одной курицы, ни одной кошки, ни одного поросенка: Санька всех разогнал, всех встревожил.

      Этим первым своим подвигом Рыжик как бы давал знать обывателям, что он жив и что им еще немало придется претерпеть от него.

      – Ну, братцы, теперь пойдемте у лошадей хвосты драть! – скомандовал Санька, когда от кур помина не осталось. – Нарвем волос и будем лески делать. Только смотрите, рвать хвосты у белых коней: черной лески рыба боится…

      Он хотел еще что-то сказать, но вдруг вспомнил о Дуне и мгновенно умолк и притих.

      – Я с вами не пойду, – после некоторого молчания заговорил Рыжик, – вы сами нарвите волос, а уж лески я потом сплету вам…

      – А ты куда же пойдешь?

      – Мне надо к Андрею-воину… Там Дуняшка… Она сирота… Мама у нее померла… Я ей сказал, что обижать ее (Рыжик нахмурился и возвысил голос) я никому не позволю… Сироту обижать нельзя, ее мама с неба все видит…

      С этими словами Санька, а за ним и Мойпес убежали, оставив товарищей в большом недоумении.

      Полуразвалившаяся хатенка безрукого солдата, как большой сгнивший гриб, торчала на конце Береговой улицы, окруженная со всех сторон невылазной грязью. Хата эта, доставшаяся Андрею-воину от отца, хотя и была его собственностью, но тем не менее среди голодаевцев не было человека беднее старого солдата. Чем существовал этот горе-домовладелец – трудно сказать. Известно было только, что извне и внутри его дома не было ни одной мало-мальски ценной вещи. Даже то, что осталось после сестры, было стариком продано и пропито. Постель – и та была снесена в кабак, и дядя с племянницей валялись на голой холодной печи. Бывало, с утра до глубокой ночи ждет Дуня, когда придет старик и принесет ей чего-нибудь поесть, а дяди нет как нет. Голод вызывает у Дуни мучительные страдания; она несколько раз принимается плакать, утихает, снова плачет, а кругом ни души.

      К вечеру становится темней. Густой мрак окутывает девочку.

      Ей холодно, голодно и страшно.

      – Мама, мамочка!.. – жалобно всхлипывает Дуня. Но, испугавшись собственного голоса, быстро утихает.

      Она одна… Кругом ни души, ни звука. Только ветер уныло поет свою нескончаемую песню и время от времени, точно разозлившись, хлопает наружными дверьми полуразвалившейся избушки.

      Впрочем, не всегда Дуня одна: бывают дни, когда Андрей-воин шагу из дома не делает. Тогда Дуне еще хуже приходится: добрый и мягкосердечный в трезвые минуты, Андрей-воин, напившись, становится зверем. Не понимая сам, что делает, старик заставлял Дуню выделывать всевозможные артикулы. Девочка должна на все вопросы отвечать бойко, кратко и ясно.

      – Артикул!.. – крикнет Андрей-воин, и Дуня, зная уже, что это значит, со всех ног кидалась за печку, откуда