Страж раны. Андрей Валентинов

что не сможет правильно сформулировать вопрос. Поэтому он предпочел не спешить.

      Через полчаса капитан понял, что не ошибается. Ущелье становилось шире, гора, закрывавшая выход, отступила вдаль и теперь едва виднелась на горизонте. Вспомнились слова старика: «Вы смотрели, но не видели…» Но если так…

      Арцеулов почти отпустил поводья и сделал то, что никак не следовало делать всаднику, идущему рысью – прикрыл глаза. Ничего, казалось, не изменилось, конь рысил дальше, но Ростислав вдруг понял, что напоминает ему эта странная скачка. Теперь, когда он не видел ни дороги, ни ущелья, чувства подсказали – конь не скакал, он словно плыл, но не в воде, а по чему-то более мягкому, податливому, обтекавшему со всех сторон. Ростислав чуть задержал веки полуприкрытыми, и вдруг перед глазами проступило что-то огромное, светло-желтое. Внезапно захватило дух, и капитану показалось, что он вновь оказался в кабине «Муромца».

      Он открыл глаза – надоевшее ущелье продолжало неторопливо расширяться, гора, убегая вдаль, таяла на горизонте. Но Арцеулов уже не верил. Итак, открытыми глазами ничего не увидишь. Ну что ж…

      Он вновь прикрыл веки, но не полностью, оставляя узкую щелочку. Вначале показалось, что он ошибся. Ростислав попытался вновь, взглянул налево, затем направо…

      …Конские копыта действительно не касались земли. Арцеулов не ошибся – они не скакали, а плыли. Только не по воде – воды здесь не было и в помине. Плыли по воздуху, а вокруг не было ничего, кроме светло-голубого зимнего неба.

      Земля осталась далеко внизу. Вернее, не земля, а огромная серо-желтая пустыня, то ровная как стол, то горбившая гигантскими барханами. Вспомнился рассказ Лебедева – Такла-Макан, сердце Азии, страшный песчаный ад, не проходимый ни зимой, ни летом, по которому передвигаются трехсотметровые барханы – и призраки…

      Земля-пустыня была далеко, будто они вновь летели в «Муромце», но Арцеулову показалось, что они мчатся с гигантской, невероятной скоростью. И сами всадники изменились, став огромными, под стать небу и пустыне.

      Тех, кто скакал рядом, капитан не смог разглядеть – все-таки через полуприкрытые веки наблюдать было затруднительно. Лишь на долю секунды показалось, что он увидел руку одного из всадников. Нет, не руку – желтым цветом, в тон далеким пескам, светилась под солнцем твердая, высушенная ветром и временем кость…

      Капитан, судорожно вцепившись в поводья, открыл глаза. Ущелье никуда не исчезло, они продолжали рысить по бесконечной дороге. Можно было перевести дух, перекреститься и сказать самому себе спасительное: «Померещилось…»

      Часа через полтора скакавший впереди Джор-баши поднял правую руку. Отряд придержал лошадей. Командир огляделся и шагом направил белого скакуна к подножию горы. Всадники стали спешиваться, кто-то побежал к ближайшим зарослям сухого кустарника за дровами, кто-то уже снимал с седла кожаный бурдюк с водой. Намечался отдых – и чай.

      Соскочив с коня и поводив его, как и полагалось, несколько минут, Арцеулов