Эмма. Джейн Остин

если б она была права прежде, теперь ей следовало бы подать тебе лучший пример.

      – Что правда, то правда! – воскликнула старшая Эмма. – Ты должна во всем превзойти свою тетю, моя крошка. Пускай ума в тебе будет много больше, а самодовольства вдвое меньше. А теперь, мистер Найтли, еще словечко-два – и покончим с этим. Ежели судить по доброте наших намерений, то оба мы были правы. Что до тех доводов, которые я привела вам в споре, ни один из них еще не обнаружил своей несостоятельности. Я лишь хотела бы знать, не слишком ли горьким оказалось разочарование мистера Мартина.

      – Горше некуда, – кратко и емко ответил мистер Найтли.

      – Ах! Мне в самом деле очень жаль… Ну же, пожмем друг другу руки.

      Тотчас после их рукопожатия (весьма сердечного) в зал вошел зять Эммы. Последовало непременное истинно английское приветствие: «Как поживаешь, Джордж? Как поживаешь, Джон?» – под внешней холодностью коего скрывалась такая привязанность, движимый которой каждый из братьев при необходимости пошел бы на все ради второго.

      Вечер скоротали за тихою беседой. Маленькое общество, разделившись на две половины, говорило о предметах совершенно различных, совпадавших лишь изредка. С одной стороны, был мистер Вудхаус с его дорогой Изабеллой (чтобы вдоволь насладиться ее обществом, он решительно отказался от игры в карты), с другой – два мистера Найтли. Эмма же лишь изредка присоединялась к одной из пар.

      Братья толковали о своих заботах и устремлениях, причем старший, будучи гораздо общительнее, говорил больше. Как мировой судья, он всегда находил юридический вопрос, в котором ему требовался совет, или же припоминал какой-нибудь забавный анекдотец. Как помещик, лично управлявший донуэллской фермой, он мог рассказать, какой урожай обещает принести в будущем году каждое поле, а также дать неизменно интересный для брата отчет обо всех новостях тех мест, в которых оба они провели большую часть жизни и к которым оба были привязаны. Рытье новой канавы, починка изгороди, рубка дерева, назначение каждого акра земли (где посеют пшеницу, где репу) – ко всему этому в равной мере Джон проявлял такой живой интерес, который только мог выказать при свойственной ему сдержанности. А ежели словоохотливый старший брат оставлял младшему предмет для вопроса, то вопрос этот делался даже с некоторым нетерпением.

      Тем временем мистер Вудхаус, поддерживаемый дочерью, с наслаждением плыл по волнам сладостных сожалений и боязливой нежности.

      – Дорогая моя бедняжка Изабелла, – молвил он, ласково касаясь руки миссис Найтли, чтобы на несколько мгновений прервать ее хлопоты с одним из пятерых детей. – Как долго, как ужасно долго ты не приезжала! И как ты, верно, устала с дороги! Тебе следует лечь пораньше, милочка, а перед сном я бы советовал тебе скушать немного жиденькой кашки. Мы оба с тобой славно подкрепимся. Эмма, душенька, а отчего бы нам всем не съесть немного кашки?

      Но Эмма, зная, что братья Найтли столь же тверды в своей нелюбви к этому кушанью, как и она сама, велела принести только две мисочки.