Падение «Вавилона». Андрей Молчанов

стесняйся, дорогой, – успокоил он меня. – Отведи душу на командире, разрешаю.

      – Значит, стиль – без правил? – уточнил я.

      – Я же сказал: не стесняйся! – молвил Басеев тоном раздраженного приказа. Сблизившись со мной и продолжая улыбаться, произнес мне на ухо: – После госпиталя обещаю устроить тебя в такой медвежий угол – всю жизнь помнить будешь, дорогой!

      – Вы собираетесь в госпиталь? – спросил я.

      Побледнев от гнева, он толкнул меня ладонью в плечо. Скомандовал, вставая в стойку:

      – Начали!

      Я без сопротивления позволил ему ухватить меня за ворот куртки, а затем сделал то, что по правилам спортивного самбо не полагалось и чем Басеев не владел: «болевой» в стойке.

      Кисть лейтенанта, прежде чем он попытался провести какой-нибудь свой бросочек через бедро или передний подхватик, я безжалостно вывернул, тут же ушел за спину обомлевшего от боли противника, резко произвел удушение и, подсадив его под зад коленом, брякнул что было сил на ковер. Мельком я обернулся на сослуживцев, усмотрев в их глазах растерянность и – окрылившее меня восхищение.

      Басеев медленно поднялся. В ошарашенном взгляде его отчетливо читалась стылая ненависть.

      – Продолжаем… – хрипло выдохнул он, уже куда как более осторожно приближаясь ко мне.

      Я раздумывал… Горец, похоже, еще не осознал, что все, мной совершенное, – тоже подыгрыш, жестко ограниченный рамками чисто борцовской схватки, пусть с элементами неведомых для Басеева айкидо и джиу-джитсу, однако весь этот спорт с его пустыми подсечками и подножками мог длиться, во-первых, до бесконечности, а во-вторых, моя победа наверняка означала такое дальнейшее угнетение по службе, перед которым меркли все предыдущие неприятности и унижения.

      Басеев оскалил зубы и пригнулся, готовясь броситься мне под ноги.

      Настал момент, называемый у летчиков временем принятия решения.

      И я принял решение. Будь что будет!

      Ударом ноги в лоб я лейтенанта не просто разогнул, но даже и расправил в плечах.

      На какой-то миг он вытянуто завис в воздухе, горделиво и как-то изумленно озирая пространство спортзала, и в ту же секунду я, не меняя положения ноги, замершей в классической горизонтальной растяжке, в три коротких касания простучал его печень, промежность и желудочно-кишечный тракт.

      Я бил на результат, понимая, что либерализм полумер может иметь для меня в дальнейшем не менее тяжкие последствия, чем даже летальный – для Басеева, естественно! – исход поединка. До распределения по сержантским школам и ротам оставались считанные дни, и я желал провести их вне общества мстительного горца.

      Басеев неподвижно распластался на ковре. Из угла его тонкого рта тянулась перевито черная ниточка крови.

      – Чего смотришь? – спросил я одеревеневшего помкомвзвода, опасливо склонившегося над своим непосредственным начальником. – Видишь, переборщили слегка… Увлеклись. Зови доктора.

      Далее началась кутерьма белых халатов, офицерских погон,