Свет за окном. Люсинда Райли

прозвучало. – Книги – дело жизни отца. Девочкой я столько времени провела с ним в библиотеке…

      – Ну конечно, и зачем расставаться, нет никаких причин. Впрочем, если вы решитесь продать шато, то тогда, чтобы разместить книги, придется найти что-то попросторней, чем ваша парижская квартирка, – усмехнулся Жерар. – А теперь я бы прогулялся в деревню поужинать. Вы составите мне компанию? Рано утром я уезжаю, и еще, с вашего позволения, хотелось бы ознакомится с содержанием ящиков письменного стола вашего батюшки, вдруг найдутся еще какие-то финансовые документы.

      – Безусловно.

      – Вот только сделаю несколько телефонных звонков, – извиняющимся тоном добавил он, – это займет с полчаса, а потом буду ждать вас в вестибюле.

      Эмили смотрела, как Жерар идет в дом. Несмотря на то что она знала его всю свою жизнь, в его обществе ей было как-то не по себе. Прежде она смотрела на него так, как любой ребенок смотрит на незнакомого взрослого. Теперь же, когда других взрослых попросту не осталось и дела приходится вести напрямую, оказалось, что это непросто.

      Призадумавшись, она поняла, в чем тут причина. Коробило от неизбывного впечатления, что Жерар относится к ней снисходительно, покровительственно, свысока – хотя понятно, что он искренне старается ей помочь. Но все-таки сквозило в его глазах нечто вроде неодобрения. Надо полагать, он считал – и кто его за это осудит! – что она не обладает качествами и достоинствами, необходимыми для того, чтобы с честью нести на плечах мантию последней де ла Мартиньерес, со всем ее историческим багажом. Эмили и сама сознавала, что лишена блеска своих предшественников. Родившись в необыкновенной семье, она от души желала быть самой обыкновенной.

      Глава 3

      Наутро Эмили, лежа в узкой кровати, в которой спала с детства, сквозь сон слышала, как шуршит гравием машина Жерара, отъезжая от дома. Окнами ее комната выходила на северо-запад, так что утреннее солнце сюда не заглядывало. Разумеется, вяло подумала она, никто и ничто не мешает ей переселиться теперь в любую из просторных, парадных спален, расположенных по фасаду, с роскошным видом на сад и уходящие за горизонт виноградники.

      Фру-Фру, которая вчера так скулила, что Эмили позволила ей спать у себя в ногах, спрыгнула с кровати и, поскуливая, потрусила к двери, намекая, что пришла пора утренних процедур.

      Внизу, в кухне, Эмили сварила себе кофе и с чашкой в руке прошла по коридору в библиотеку. В комнате с высокими потолками, где по настоянию отца, чтобы защитить книги от солнца, ставни всегда были закрыты, знакомо пахло застоялой бумажной пылью. Поставив чашку на крытый вытертой кожей письменный стол отца, она подошла к окну и толкнула створку ставни. В рассеянных лучах утреннего света лихорадочно заплясали стайки вспугнутых сквозняком пылинок.

      Усевшись на встроенное в подоконник сиденье, Эмили принялась озирать комнату, всю, от пола до потолка, в книжных полках. Трудно даже представить, сколько тут книг.

      Последние годы жизни