Луна-парк. Ричард Лаймон

оказывается, спали. Интересно, думала она, знал ли Поппинсак этой ночью, что она спит неподалеку? Если да, то он и не пытался причинить ей вред. Теперь она была рада его обществу.

      Какая-никакая, а компания.

      Интересно, если бы троллеры все-таки отыскали ее, бросился бы Поппинсак на выручку, размахивая посохом?

      С банджо в руках она вернулась в его «апартаменты», вынула инструмент из чехла и уселась на одеяло.

      – Уж не твою ли игру вчера я слышал? – спросил Поппинсак.

      – Вполне возможно. Вчера я играла на променаде.

      – А я играл на берегу словами.

      – Играли словами? – спросила она.

      – Беовульф, Теннесси Уильямс, Микки Спиллейн. «Смиттинг Грендель как птица по свету летает и дамочек с радостью он ублажает…» Это было легко. А ты, моя дорогая, как раз поддержишь меня музыкой. Знала бы ты, как я рад с тобой познакомиться. Спой, светик, не стыдись.

      – Это песня, над которой я сейчас работаю. Проверю-ка я ее на вас.

      Поппинсак с улыбкой закрыл глаза и, положив руки на колени, привалился спиной к песчаной дюне.

      Пальцы Робин летали по струнам банджо. После вступления она запела:

      Я была там и тут, мой драгоценный?

      Дошла за тобою до края Вселенной.

      Выворачивалась наизнанку, стояла вверх ногами,

      Сходила с ума и носилась кругами.

      Низко падала и высоко летала,

      Где бы я не была, я смеялась и рыдала —

      Все потому, что я тебя искала,

      Все потому, что я тебя искала.

      Я не знаю твоего лица, не знаю имени,

      Но я тебя найду, ты только жди меня.

      Я узнаю тебя по величавой походке,

      И как услышу в голосе дрожащие нотки.

      В твоих глазах свет солнца яркий,

      Твоя улыбка будет мне подарком.

      Я буду искать тебя,

      Да, я буду искать тебя.

      Ты звезды, и море, и солнце, и луна.

      Там-тарам и тра-на-на-на.

      Хватит писать, пора остановиться.

      Пам-парарам и лампа-ца-дрица.

      Улыбаясь и кивая, Поппинсак начал аплодировать.

      – Дева-менестрель, – сказал он. – Робин, королева бардов. А эта строчка: «В твоих глазах свет солнца яркий, твоя улыбка будет мне подарком», эх…

      – В смысле, эта строчка отстой? – спросила она.

      – Прелесть. Ты прелесть. И сейчас я принесу чай.

      Он поднялся с песка и, подойдя к вещевому мешку, принялся что-то искать в нем. Через несколько минут Поппинсак вернулся с перчаткой и двумя пластиковыми кружками. Натянув на руку перчатку, он налил горячего чая в одну из кружек и протянул ее Робин. От него пахло так, будто он с головы до ног облился одеколоном, но даже это не приглушало не особо приятный душок. На щеках заметно проступали фиолетовые прожилки капилляров. Огромный нос картошкой был изрыт оспинами и напоминал Робин большую переспелую клубничину. В усах застряли крошки еды.

      На расстоянии, подумала она, Поппинсак смотрится куда как симпатичнее.

      – Предпочитаешь со сливками? – спросил он.

      – А у вас есть сливки?

      – Ни