Тайный коридор. Андрей Воронцов

же это за санаторий? – вкрадчиво, по-кошачьи осведомился Черепанов. Он снова был следователем по особо важным делам, а Звонарев – обычным свидетелем, причем подозрительным.

      – Я предложил ему поехать в неврологический санаторий, подлечиться, отдохнуть. Он кивнул: да, мне нужно отдохнуть. Теперь-то я понимаю, что он имел в виду.

      – Ну, вот и девушка стала жертвой этого заблуждения. Впервые за три дня она решила выйти на несколько часов из дому…

      – А записки Трубачев не оставил?

      – Вечер вопросов и ответов закончен. – Сергей Петрович мягко хлопнул ладонью по столу. – А нашему разговору я предлагаю подвести такой итог. Я напишу в протоколе, что вы согласны сотрудничать со следствием в случае предоставления вам документа, что подписка, взятая у вас лицами, представившимися сотрудниками КГБ, недействительна, а вы подпишете этот протокол. Хорошо?

      Алексей кивнул. Черепанов достал чистый бланк, вооружился ручкой.

      – Ваши фамилия, имя, отчество? – с мягкой улыбкой начал он.

      Написав протокол, он дал подписать его Звонареву.

      – Копию протокола я направлю в КГБ вместе с официальным запросом, – заявил он, пряча лист в папку. – Запрос будет подписан главным военным прокурором города Москвы. Отделаться устным ответом им уже не удастся. Потом будем действовать дальше, в зависимости от ответа.

      – А не может случиться так, что КГБ просто заберет дело к себе, не дав вам никакого документа?

      – Вполне может. Но на каком-то этапе мы все равно подключимся, ведь дело уже под контролем военной прокуратуры.

      – А покуда я попаду в руки к очередному Немировскому? Ну а если полковник прав? Насчет шпионов в КГБ? Они же меня сгноят, обвинят во всех смертных грехах! Это уже начинается, неужели вы не видите?

      – Вы полагаете, что в КГБ – все шпионы?

      – А зачем мне все? На меня одного-двух хватит! Невелика птица!

      – Ну-ну, не малодушничайте. Вы же мужчина. Говорю вам ответственно: в КГБ очень много порядочных людей, настоящих профессионалов. С некоторыми я знаком, могу похлопотать за вас, если дело заберет КГБ.

      На том и расстались. Выйдя за ворота, на освещенную вечерними огнями Пушкинскую, Алексей подумал: «Мягко стелет, да жестко спать! Что ему: он соблюдет все формальности и будет считать, что совесть его чиста. А я вернусь к тому же, с чего все начиналось. В худшем случае военная прокуратура сдаст меня в КГБ, а в лучшем… эти конторы будут тянуть меня в разные стороны, на разрыв. Попал, как кур в ощип! А вдруг Черепанов заодно с Немировским? – обожгла его мысль. – И я ему, такому круглому и приятному, поведал то, о чем и Немировскому не говорил!»

      Звонарев затосковал. Он стоял под «Тремя слепыми» (барельефами Маркса, Энгельса, Ленина на фасаде Партархива) и думал, что ему теперь делать. Взгляд его упал на очередь у «Ямы». «А ведь наши наверняка еще там, и Кузов с ними. Вот у кого надо спросить совета! Он в каких только передрягах ни бывал».

      Поэт Андрей Кузовков по прозвищу Кузов воевал в Афганистане, учился полгода в