И умереть мы обещали. Сергей Анатольевич Шаповалов

говаривают, что с оборотнями только ведьмаки общаются. Сдуру начнут болтать всякое…

      – Ненадобно никому знать об ентом, – согласился Федор.

      – А я читал жизнь и деяния святого Франциска Ассизского. Тот волков умел приручать, – вспомнил я.

      – Так тож – католик, – махнул рукой Степан. – Католики, они все с придурью. Вон, хоть Зигфрида нашего возьми… – Дальше он не смог ничего придумать и замолчал.

      После, не проронив ни слова, мы добрели до самой деревни. Утро, тихо. Из труб вверх поднимались столбы белого дыма. На пригорке виднелась усадьба. Даже не верилось, что столько пережили за эту ночь.

      – Ну, прощивайте, барин, – Федор поклонился. – А шкуру медвежью я вам еще добуду.

      – Пужало сперва почини, – усмехнулся Степен.

      – Починю, не боись, – недовольно буркнул Федор.

      – Знаешь, что, – остановил я Федора. Мне казалось, что я вполне здраво поступаю. Я снял с плеча тульское ружье и лядунку с картушами. – Бери. Тебе нужнее.

      – Да как же это? – растерялся Федор, не смея протянуть руку к туляку.

      – Возьми. Я уеду скоро. Оно пылиться будет в шкафу. А тебе без ружья как в лес ходить?

      – Так оно же деньжищ стоит немерено, – все удивлялся Федор. Глаза его растеряно бегали то на меня, то на туляка, то на Степана.

      – Бери, дурень, – гаркнул Степан, – коли барин говорит, то говорит – дело. Как ты нонче без ружжа будешь?

      – Да я…Я вам дичи настреляю к ужину…, – он не знал, как благодарить. Лицо его засияло детским счастьем.

      – Прощай, – я повернулся и зашагал к усадьбе налегке.

      Глава третья

      В доме стояла тишина. Свечи потушены. Лакеи спали. Я скинул тулуп в прихожей и поднялся к себе. Усталость внезапно навалилась на плечи. Хотелось упасть в кровать, прямо не раздеваясь, и уснуть. Наверное, так бы и сделал, но вдруг заметил, как из щели под дверью кабинета пробивается желтая светлая полоска.

      Я приоткрыл тяжелую дубовую створку. Папенька сидел за столом, точно так, же, как у себя в кабинете, в Петербурге. Вокруг стопки бумаг, перья, чернильницы. Он поднял глаза, увидел меня и резко встал.

      – Слава богу! Куда ты пропал?

      – Разве Зигфрид Карлович тебе не доложил?

      – Доложил. На охоту, говорит, ушел. Ночью тебя нет. Я уже хотел всех на поиски поднять. Зигфрид успокоил, сказал, что ты со Степаном ушел и с каким-то бывалым охотником, который лес, как свою хату знает.

      – Так и есть.

      – Ну, и как охота? – Немного успокоился отец.

      Я пожал плечами:

      – Медведя-шатуна завалили.

      – Медведя? – глаза у отца округлились от удивления – Шутишь?

      – Нет, – просто ответил я, как будто медведя убить – обычное дело.

      – А шкура где?

      – Федор потом принесет.

      – Какой Федор?

      – Березкин, охотник здешний.

      – А где же вы ночевали?

      – В лесу. Да ты не беспокойся. Там у Федора сторожка есть.

      Отец быстро подошел, взял меня за плечи и заглянул в лицо.

      – Что-то я тебя совсем