Голограмма. Повесть. Федор Метлицкий

несмотря на жесткую дисциплину внутри Колонии.

***

      Мы с Игорем тайно выезжали на его «Тойоте» в город. Нас поражала громадность и сложность великого города. Что за хитроумные свободные творцы отстроили это чудо, эти космические гряды небоскребов, где-то в высоте, на фоне багрового зарева, мечтающих о единстве мира, и только высоко-высоко виднеется синяя полоска?

      Но в этот раз все было иначе. Когда мы с двумя переводчицами выехали в город, у высокой железной изгороди нашей Колонии колыхалась огромная толпа с разноцветными плакатами: «Долой империю зла!», «Нет захватчикам чужих земель!», «Враг на пороге!».

      Как это так? И это нам, желающим мира во всем мире! Так хорошо относящимся к ним.

      Откуда вновь вернулось средневековье? Движущаяся змея толпы фанатов казалась зловещей. Игорь круто развернулся и поехал вдоль передней шеренги фанатиков-демонстрантов, в опасной близости.

      – Командовать парадом буду я! – победно закричал он.

      Девицы завизжали, сердца их упали на самое дно машины. Они боялись, что изнасилуют и убьют, если узнают, что мы из «агрессивной» страны.

      Вблизи в толпе люди казались обычными, похожими на нас, но почему-то негодующими, как будто их лишили годовой зарплаты. Возможно, ими верховодят тупые озлобленные бандеровцы, неповоротливость их мозгов не изменит даже собственная смерть, или близких. Но видно было, толпа всегда может опомниться, остановившись перед своими окровавленными жертвами.

      На их темной стороне есть свой Молох, распоряжающийся народом, и его иерихонские трубы массовой информации так же ежедневно обрабатывают мозги за отсутствием альтернатив, так что зомбировано сознание поголовно у вех граждан. Как это было в фашистской Германии. Телевидение ежедневно воскрешает все архаичные страхи в отношении к Востоку, а ястребы призывают развязать легкую ядерную войну. И нет уже силы остановить эту массу, потому что страна не воевала с незапамятных времен, хотя там полно разумных голов, не желающих уничтожить планету.

      Игорь продолжал вести машину вдоль переднего края толпы, командуя парадом под визг девчонок. В нем играла опасность «у бездны на краю». Безмятежность жизни, не знающей потерь и горестей. Как жизнь Софокла, прожившего жизнь беззаботно, поэтому в своих трудах изображавшего то, что ему не хватало, – трагедию.

      Игорь мыслил широко, без той подлинности переживаний, что есть у тяжелых людей с острым чувством возможности потери близких, отчего радость близости с любимыми возрастает стократно.

      Я не знал, хорошо ли это, и что лучше, вернее, более необходимо. Здесь же очень близко приблизилась трагедия, которой еще не чувствует население нашей Колонии.

      Мы срочно улепетывали от надвигавшейся толпы. Ехали по городу, созданному эмигрантами из разных стран, и потому еще не застывшему, свежему, как весенний ветер и ясное небо. Проехали знакомую нам с Игорем улицу с клубами порнофильмов, где чудилась