Метель. Владимир Сорокин

островами кустов и ивняка.

      – Притомилися коньки мои. – Перхуша шлепнул варежкой по рогоже. – Ничо, щас вам полегшает.

      Дорога стала плавно уходить влево, к счастью, на ней опять показались редкие вешки.

      – Щас запруду проедем, а там – прямая дорога через Новай лес, сбиться трудно, – пояснил Перхуша.

      – Давай, брат, давай, – подгонял его доктор.

      – Малость они передыхнут, да и покатим.

      Лошадки потихоньку приходили в себя после мучительного подъема и тянули самокат неспешно. Так протащились версты две, и почти совсем стемнело. Снег валил, ветер стих.

      – Вот и запруда. – Перхуша указал кнутиком вперед, и доктору показалось, что впереди большой, занесенный снегом стог сена.

      Они подъехали ближе, и стог сена оказался мостом через речку. Самокат стал переезжать его, что-то заскребло по днищу, Перхуша схватился за правило, выравнивая движение, но самокат вдруг стало заносить вправо, он сполз с моста, ткнулся в сугроб и стал.

      – Ах, засади-тя… – выдохнул Перхуша.

      – Неужели опять лыжа? – пробормотал доктор.

      Перхуша спрыгнул, раздался его голос:

      – Ну, пади! Па-ди! Па-ди!

      Лошади стали послушно пятиться, Перхуша, упираясь в передок самоката, помогал им. Самокат с трудом выехал из сугроба, Перхуша исчез в снежной пелене, но быстро вернулся:

      – Полоз, барин. Бинтик ваш стащило.

      Доктор с раздражением и усталостью выбрался из-под полости, подошел, наклонился, с трудом различая треснутый носок полоза.

      – Черт побери! – выругался он.

      – Во-во… – шмыгнул носом Перхуша.

      – Придется опять бинтовать.

      – А толку-то? Пару верст проедем, и опять.

      – Ехать надо! Непременно надо! – тряс малахаем доктор.

      «Упрямай…» – глянул на него Перхуша, почесал висок под шапкой, глянул вдаль:

      – Вот чего, барин. Тут рядом мельник живет. Придется к нему. Там и полоз починить сподручней.

      – Мельник? Где? – закрутил головой доктор, ничего не различая.

      – Во-о-он окошко горит, – махнул рукавицей Перхуша.

      Доктор вгляделся в снежную темноту и действительно различил еле заметный огонек.

      – Я б к нему и за десять целковых не поехал. Да, видать, выбора нет. Тут в поле ветер ловить не хочется.

      – А что он? – рассеянно спросил доктор.

      – Ругатель. Но жена у него добрая.

      – Так поехали скорей.

      – Токмо пошли уж пёхом, а то лошадки замучаются тащить.

      – Пошли! – решительно направился к огоньку доктор и сразу провалился в снег по колено.

      – Вона там дорога! – указал Перхуша.

      Оступаясь в долгополом пихоре и чертыхаясь, доктор выбрался на совершенно неприметную дорогу. Перхуша с трудом выправил туда самокат и понукал лошадок, идя рядом и держась за правило.

      Дорога ползла по берегу замерзшей реки, и по ней крайне медленно, мучительно пополз самокат. Направляя его, Перхуша устал и запыхался. Доктор шел позади, изредка толкая самокат