Последняя шутка Наполеона. Григорий Александрович Шепелев

Скорее, он в реку тебя утащит. А на что ловишь?

      – На выползка, – отвечала Рита, мысленно посылая дядю Трофима на все три буквы, чтоб с ней мог побыть Алёшка, его помощник, который щёлкал кнутом чуть дальше. Но добродушный старик опять к ней пристал.

      – Да, линя здесь в последний раз поймали лет этак шесть назад! Или даже семь. А знаешь, как было дело?

      – Не знаю. Как?

      Сделав самокрутку, дядя Трофим чиркнул над ней спичкой. Окутавшись сизым дымом, глубокомысленно поскрёб ногтем щетинистый подбородок.

      – Это произошло за дальним песочком. Там тоже есть кувшинистые места, которые любит линь. Три дачника пили водку на берегу. Удочка стояла. Вот линь и клюнул. Стали его тащить, а он не идёт. Упёрся. Один из тех дурачков взял да и полез в реку его вытаскивать. Да и начал тонуть – в ил стало его засасывать. Второй лезет его спасать, и – тоже кричит: спасите мол, утопаю! Третий разделся, да всех их вытащил – и линя, и своих дружков.

      – Обалдеть! А линь был большой?

      – Да, приличный был. Килограмма на три, если не больше.

      Рите стало обидно. Она не в первый раз слышала о том, что проклятый линь идёт на крючок то к каким-то пьяницам, то к мальчишкам, которые и слыхать о нём не слыхали, то к глупым бабам – словом, к кому угодно, только не к тем, кто страстно мечтает его поймать и изо всех сил старается это сделать.

      – А тебе линь когда-нибудь попадался, дядя Трофим? – спросила она.

      – Да я не рыбак, – признался старик, – я больше любитель поговорить про рыбалку, других послушать, а ловить – нет. Рыбу почему-то жалко становится.

      Докурив самокрутку, пастух подался к своим коровам. Он начал громко ругать Алёшку за то, что тот подпустил их близко к болоту возле дороги.

      – Если увязнет – ты её будешь за хвост вытягивать? Отгоняй!

      Становилось жарко. Поскольку клёв ушёл безвозвратно, Рита решила идти домой, чтобы не тащиться в гору под солнцепёком. Выпустив окуньков, которые ошалели от счастья так, что даже забыли сказать спасибо, она проворно смотала удочку и пошла. К дороге ей пришлось пробираться среди коров. Они её знали, и потому не очень боялись, хотя она стегала их удочкой. Быки вовсе не обращали внимания на неё. Алёшку она увидела издали, уже выйдя из стада. Сидя на кочке, он выливал из ботинок грязь. Рита помахала ему рукой. Он к ней подбежал, держа в одной руке кнут, а в другой – ботинки.

      – Ритка, привет! Поймала линя?

      – Ага, десять штук. Ты зачем коров в болото загнал, дурак?

      – Да сами полезли!

      – А ты, дубина, куда смотрел?

      – На тебя. На бугор залез, гляжу – ты у заводи. Загляделся. А они, сволочи, как попрут к этому болоту! Любят, тварюги, гнилую воду лакать.

      Рита засмеялась. Алёшка нравился ей – белобрысый, худенький, бесшабашный, вечно какой-то оборванный. Его дури хватило бы на троих. Достав из кармана "Кент", она закурила и угостила приятеля. Тот, спеша воспользоваться её сигаретной щедростью, отшвырнул и кнут, и ботинки, да вытер руки о джинсы. Прикуривая, спросил:

      – А на что ловила?

      – На выползка. Ой, домой их тащу!